И ещё из старого

вторник, 12 мая 2009

16:48

Ланиста

Абсолютная свобода - через абсолютный контроль.

Пёс, который приходит, когда ему вздумается.

Я – Пёс. Пёс, Который Приходит, Когда Ему Вздумается. По крайней мере, так называет меня хозяйка. Впрочем, как она сама считает, Хозяйка – это слишком сильно сказано. Ведь как можно владеть существом, которое приходит и, соответственно, уходит, когда ему вздумается? Так что, из нас двоих, хозяйкой её считаю только я. Ведь дело-то не в том, кто и когда приходит и уходит, а в том, кому принадлежит твоя душа. И я точно знаю, кто безраздельно владеет моей.
Потому и лежу каждую ночь на круглом уютном коврике около её кровати, в чуткой полудрёме прислушиваясь к дыханию хозяйки и храня её сон. Лежу без сна, не только оттого, что должен охранять её спокойствие, но и потому, что слишком дорожу каждым мгновением, которое провожу рядом с ней. А утром, когда она просыпается, я – первое существо, которое она видит и которому говорит своё «доброе утро». Это тоже одна из моих привилегий. Я в ответ виляю хвостом и, поставив лапы ей на колени, несколько раз прохожусь языком по её щекам и, если повезёт, то и по губам. Правда, в последнем случае она фыркает и отталкивает мою морду в сторону, но я всё равно остаюсь доволен утренним приветствием. Пока она умывается, принимает душ и облачается в домашний шёлковый халат, я лежу на пороге ванной комнаты и, лениво сощурив глаза, исподволь любуюсь её прекрасным телом. И в этом я тоже – единственный. Даже те из её друзей, которым позволялось зайти несколько далее, чем обычно подразумевается под словом дружба, были лишены возможности созерцать это таинство.
И никто из них не задерживался в её квартире дольше моего. Я многих перевидал – пожалуй, и не всех сейчас вспомню. Кое-кто из них вызывал у меня симпатию, и я даже позволял им потрепать меня за ухо, что обычно дозволяется лишь хозяйке. Кто-то оставлял равнодушным, кто-то просто заинтересовывал. Где-то в закоулках памяти осталось слабое воспоминание о тёмноволосом слегка неловком парне, смотревшем на хозяйку влюблёнными глазами и робевшим, когда она обращала на него внимание – его мне было жаль (особенно, когда я вспоминаю его лицо, в момент их окончательного расставания). Иные же приводили меня в такую ярость, что от одной только мысли о том, как это создание прикасается к моей хозяйке, шерсть на загривке вставала дыбом, а зубы непроизвольно ощеривались в злобном оскале. Но мне приходилось смирять своё негодование, ведь это её гости – а кто я такой, чтобы указывать своей хозяйке, с кем водить знакомство? Всего лишь Пёс, Который Приходит, Когда Ему Вздумается. И в такие ночи мне оставалось лишь скрежетать зубами, прислушиваясь к доносящимся из темноты звукам и вдыхая пряную, острую смесь запахов, разливающуюся по квартире. Тяжёлое испытание, даже для такого терпеливого существа как я…
После душа хозяйка обычно отправляется на кухню. Лёгкий завтрак – кофе, да пара бутербродов, один из которых непременно достаётся мне. Я, в общем-то и не прошу, - не в моих это правилах – но утренний бутерброд уже успел стать своего рода ритуалом. Проглотив его и благодарно повиляв хвостом, я сворачиваюсь калачиком в ногах у хозяйки, и она, допивая кофе и читая утреннюю газету, рассеяно почёсывает мой бок пальцами ног.
А потом приходит черёд уходить. Для меня. Я сам определяю это время – поднимаюсь, потягиваюсь, и, ткнувшись влажным носом ей в колени, оповещаю хозяйку, что час настал. Она привычно идёт в прихожую и, потрепав меня на прощанье по холке, открывает дверь. Лёгкий прыжок – и я уже за порогом. Я никогда не оглядываюсь уходя, но спиной чувствую, что она смотрит мне вослед. И наверняка гадает – появлюсь ли я в этот вечер? И появлюсь ли вообще хоть ещё раз?
Хорошо, что она никогда не пыталась проследить, куда я направляюсь уходя от неё. Мне не хочется её обманывать, но ещё меньше мне хочется привести её к тому месту, где я провожу свои дни – ей не стоит это видеть. Хотя, может быть она сумела бы понять? И даже… оценить? Но глупые фантазии не стоят того, чтобы рискнуть нашими нынешними отношениями. Так что, пусть пока всё остаётся как есть.
Вниз по лестнице – восемнадцать пролётов: один за другим. Толкнуть носом желёзную дверь с вечно сломанным кодовым замком, и вот я уже на улице со всем её шумом, толчеёй, людьми и автомобилями. Чуть дальше по этой улице стоит старая облезлая пятиэтажка. Мне – туда. Четвёртый этаж, деревянная дверь с квадратной прорезью «собачьей калитки» внизу. За дверью – квартира, пропахшая временем и пылью. Только здесь я могу на какое-то время перестать быть Псом, Который Приходит, Когда Ему Вздумается. И стать кем-то другим. Вопрос только – кем?
В этой квартире пыль по всюду – её никто не тревожит вот уже долгое время, поскольку здесь никто не живёт, а мои визиты не столь уж часты и долговременны, чтобы наводить порядок. Пыли нет только на двух предметах: большом старинном зеркале в тяжёлой металлической оправе и лежащей перед ним книге в кожаном переплёте. И запах пыли в воздухе смешивается с тяжёлым ароматом благовоний, курящихся в лампадах по сторонам зеркала.
Зеркало висит высоко, так что псу заглянуть в него трудно, даже если он встанет на задние лапы. Но, когда переступаю порог квартиры и вдыхаю насыщенный благовониями воздух, я уже не пёс. И всегда первое, что я делаю – это смотрюсь в зеркало. И встречаю тяжёлый взгляд серых глаз, с залегшими в уголках резкими морщинами; а в тёмных волосах уже искрятся первые серебряные нити. Собачий век гораздо короче человеческого. Как обычно считается: год за пять? Или за семь? Никогда не мог этого запомнить. Конечно, то время, которое я провожу в человеческом облике идёт для меня как для всех, но всё же… Четыре года назад мне было двадцать шесть. А сейчас? Тридцать шесть? Сорок? Кто знает… Да и не важно это. У меня был выбор – и я сделал его. И только иногда, когда что-нибудь всколыхнёт память, мне становится жаль того слегка неловкого влюблённого парня, которым я когда-то был.
Помнишь ли ты его, хозяйка?

@темы: пергамент