Абсолютная свобода - через абсолютный контроль.
Ну, раз уж я опять взялся выкладывать всякое разное давнее творчество (а хрен ли делать, когда нового ничего не пишется?), то вот очередная незаконченная - а вернее, едва начатая - попытка написать что-то большое.
1.
Лита судорожно выгнулась мне навстречу, тело её напряглось, а маленькие острые ноготки глубоко – до боли - вонзились в мои плечи. Финальный стон сорвался с её губ, и она расслабленно откинулась назад, на смятые простыни. Я аккуратно опустился рядом и нежно провёл рукой по её длинным чёрным волосам, разметавшимся по подушке. Лита блаженно улыбнулась и, прильнув ко мне, потёрлась носом о мою щёку. Заурчав, я чуть отстранил Литу, но лишь для того, чтобы впиться поцелуем в её губы. Она шутливо толкнула меня ладонью в грудь:
- Маньяк! Кот мартовский!
Я сел, в притворном смущении прикрыв лицо рукой, и мяукнул – Лита прыснула со смеху.
- Да, но вот только мартов у меня в году – тринадцать.
- Не сомневаюсь, - Лита перевернулась на спину, натянув на себя покрывало. – Господи, хорошо-то как…
Я снова, чуть насмешливо, мяукнул. Потом оглядел свои плечи и расхохотался уже в голос:
- И кто-то упрекал меня за оставшиеся на бёдрах синяки от пальцев, а?
- Ну, и что ты хочешь этим ска… - Лита повернулась ко мне, приподнявшись на локте. – Ой!
На плечах алели крошечные стреловидные ранки – по четыре с каждой стороны.
- Прости, Кен. Я не хотела…
- Да за что же мне тебя прощать? – Я привлёк её к себе. – Такими знаками отличия любой мужчина может только гордиться. Ведь, чтобы их заслужить, надо приложит немало усилий. Так что, - я улыбнулся, - я могу это считать лишь наградой.
- Ох, Кен…
Я не дал ей договорить – она только успела вновь прошептать «Маньяк!», но никакого протеста в этом возгласе не было.
Парой часов позже, я сидел на кухне, потягивая из кружки обжигающе горячий чёрный кофе. В переполненной пепельнице дымился очередной окурок. В соседней комнате мирно спала Лита, чуть улыбаясь во сне. Ко мне же сон не шёл, что, впрочем, было нисколько не удивительно – я уже успел привыкнуть к однажды сбитому ритму существования, так что подобные ночные бдения с кофе и сигаретами стали для меня своеобразным ритуалом.
Свет на кухне я не включил, предпочтя сидеть в темноте – так куда лучше думается. Наверное, именно поэтому я и считаю ночь лучшим временем для работы и размышлений: ничто не мешает – ни свет, ни посторонний шум. Можно нормально сосредоточиться. Но сегодня никакой работы не было, так что я просто сидел у окна, созерцая мигающие в ночной тьме огни города, пил кофе и курил – одну сигарету за другой. За окном – на городских улицах – бурлила своя жизнь, и Судьба развлекалась, играя свои странные шутки над людьми, бродящими по этим улочкам. Я усмехнулся. Жизнь действительно странная штука – в этом мне удалось убедиться на собственной шкуре. И никому не дано предугадать все повороты и изгибы Судьбы. Взять хотя бы нас с Литой…
Нынешние наши отношения являлись нарушением сразу нескольких традиций и законов. Сам факт каких-то отношений, более тесных, нежели того требует профессиональная необходимость, между Экзекутором и Координатором, вызывал косые взгляды со стороны начальства Синдиката. Вполне понятно – личные эмоции, приплетаемые к работе, это совершенно не поддающийся прогнозированию фактор, а в нашем ремесле таких вот неопределённых составляющих должно быть как можно меньше. Но, тем не менее, наш случай далеко не единственный, а посему недовольным пришлось смириться. Думается мне, они просто представили себе, во что может вылиться их попытка как-то помешать таким отношениям, – и ужаснулись. Слишком уж хорошо отлаженную машину уничтожения создал Синдикат, и, если даже небольшая часть этого механизма повернётся против своих создателей, то этим самым создателям не позавидуешь. Так что в результате они ограничились фразой, что, дескать, личная жизнь Экзекутора никого не касается, кроме него самого, и с этой стороны нам ничего более не грозило.
Но вот если бы кто пронюхал, что в своё время Экзекутор не только оставил в живых намеченную жертву, но и сделал её своим новым Координатором… Наверняка, на нас открыли бы настоящую охоту – и пережить мы её вряд ли бы смогли. Вот и получается, что жизни наши сейчас зависят лишь от того, насколько надёжно скрыта информация о происшествии. Впрочем, прошло уже четыре года, а мы всё ещё живы – значит, правда, по-прежнему, известна лишь нам двоим.
Да, нарушение законов Синдиката карается жестоко и безоговорочно, и, чтобы пойти на такое, нужны очень веские причины. Но и обстоятельства тогда – четыре года назад – были особые. По крайней мере, я ни до того, ни после никогда не слышал о том, чтобы Координатор пытался убить Экзекутора – причём, явно выполняя чей-то приказ.
Как сейчас помню тот вечер. Глухой тупик возле старых доков в Восточном порту – обшарпанные стены, покрытые граффити, вздувшийся и пошедший трещинами асфальт. И две фигуры: я и Лита, напряжённо застывшие с пистолетами в руках. Чуть в стороне, всё ещё перебирая ногами, в луже собственной крови стремительно увеличивающейся в размерах, скорчился предатель-Координатор. Я держал Литу на мушке, готовый в любой момент открыть огонь. Я был уверен в том, что не промахнусь, как впрочем и в том, что она – тоже. Потому и медлил. Ситуация была откровенно патовая – разойтись в узком тупике так, чтобы при этом не подставиться под пулю, было в принципе невозможно. Опустить оружие – глупость. Единственное, что оставалось – это ждать, у кого же первым кончится терпение.
Не знаю, как бы это могло закончится. К остывающему на асфальте трупу вполне могли бы добавиться ещё два – или один, в зависимости от везения. Но в какой-то момент я поймал взгляд Литы – в её прекрасных синих глазах, с чуть расширенными от действия наркотика зрачками, вдруг что-то дрогнуло, и она опустила оружие. Она стояла передо мной, беззащитная. Достаточно было всего лишь нажать на курок. Но этого я сделать не мог. Потому-то я никогда и не расспрашивал Литу, что заставило её опустить пистолет – я и сам не мог объяснить себе, от чего поступил также…
Компьютер издал резкую пронзительную трель, вырвав меня из воспоминаний, - пришло сообщение. Пробежав взглядом строчки стандартного послания, я вздохнул и отправился будить Литу. Мне страшно не хотелось этого делать – нам и так не слишком часто выпадает время для нормального отдыха. Но что поделать – работа есть работа. Я склонился над Литой и тихо произнёс:
- Просыпайся.
Она сонно потянулась, не открывая глаза:
- Мм?
- Давай, давай, просыпайся. Есть работа. Тебе принести кофе?
Наконец-то веки её открылись, и на меня взглянули синие глаза Литы Чари, Чёрной Птицы, лучшего Экзекутора Синдиката в Юго-Восточном регионе.
- Да, дорогой.
2.
Город агонизировал в вечерних сумерках. Он бился в нервном мерцании неоновых огней, хрипя, визжа и рыча тысячами голосов. Вывески ночных заведений вспухали багровыми гнойниками и взрывались ослепительными искрами фейерверков. Город умирал, как умирал каждый вечер, чтобы утром вновь возродиться из ночного хаоса к привычному дневному существованию.
Алекс остановился и глубоко вдохнул прохладный ночной воздух, влажный и наполненный множеством запахов – от резкой вони гниющих отбросов, до тонкого, едва уловимого аромата чьих-то духов. Он любил это время: этот город на грани тьмы и света, эти улицы, где возможно – и где происходит – всё. И он был не одинок в своей любви – тысячи людей окружали его, людей, для которых ночь была не просто временем суток, но образом жизни. Они заполняли ночные улицы, толпились на перекрёстках, меланхолично курили в подворотнях и резались в карты прямо на тротуаре. В переулке кого-то азартно били, в ближайшем подъезде не менее азартно занимались любовью, а кто-то смеялся и танцевал посреди дороги… Город вошёл в привычный ночной ритм существования.
Алекс пробирался между людьми, заполнившими Квартал Развлечений, уворачиваясь от столкновений, а когда и просто отпихивая со своего пути тех, кто вставал на дороге. В какой-то момент из темноты вынырнула обильно накрашенная девица в чисто символическом одеянии из полосок кожи и множества металлических пряжек, и, обвив шею Алекса руками, прильнула к нему всем телом. Руки проститутки мягко скользнули вниз, и тут Алекс обернулся к ней. Девица непроизвольно отшатнулась, когда свет фонарей блеснул на хромированном металле глазных имплантантов. Впрочем, опомнилась она быстро и, вернув на лицо призывную улыбку, вновь потянулась вперёд. Алекс криво усмехнулся и, отстранив её, двинулся дальше сквозь гудящую толпу. Сегодня он пришёл в Квартал не за развлечениями.
Перед клубом «Белая звезда» как всегда кипело людское море – люди входили и выходили (а кого и выносили), пели, кричали, хохотали… У самого входа неприступными утёсами возвышались двое охранников, в чёрных костюмах-двойках, тщательно подогнанных так, чтобы скрывать оружие и одновременно не сковывать движения. При одном взгляде на этих двоих пропадало всякое желание устраивать беспорядки в зоне их видимости. Но характерные выщербины на стенах и тёмные потёки на асфальте наглядно доказывали, что смельчаки – вернее, идиоты – время от времени всё же находятся. Алекс протолкался ко входу, кивнул одному из охранников, и был пропущен в клуб.
Грохотала музыка, по стенам и потолку метались разноцветные огни светомузыки. На танцплощадке посреди зала смутные силуэты, ломано изгибаясь, отплясывали новомодный танец. Алекс занял столик у стены, по старой привычке сев лицом к дверям, чтобы видеть всех входящих. Официантка, напомнившая ему давешнюю девицу, принесла заказанный коктейль и удалилась, покачиваясь на ужасающе высоких каблуках. Алекс только покачал головой, глядя ей в след. И тут же болезненно поморщился – зал на мгновение растворился в белых искрах помех. Когда зрение восстановилось, он аккуратно помассировал кожу вокруг имплантантов, чертыхаясь сквозь зубы. Да, «глазки» были далеко не лучшего качества. Их, по-хорошему, уже давно следовало заменить, но Алекс всё никак не мог на это решиться. Не то, чтобы его отпугивала стоимость новых качественных имплантантов, - он вполне мог их себе позволить. Но вот операций, особенно тех, которые затрагивают мозг, он боялся панически – почти на инстинктивном уровне. Да и примеры неудачных операций тоже способствовали развитию этого страха. Особенно если вспомнить судьбу Кей-Джи Вильямса. Гениальный был парень, любую систему вскрывал не напрягаясь. И что же? Пожалел денег на нормальную операцию, отправился в подпольную клинику вживлять в мозг дополнительное гнездо доступа и вышел оттуда полным кретином, пускающим слюни и не способным два слова связать. Бррр! Алекса передёрнуло. Понятно, Кей-Джи сам виноват – но и в государственных клиниках порой ошибочки бывают ещё те. Алекс и без того напрягался каждый раз, когда приходилось что-то вживлять, так что «глаза» пока потерпят. Станет совсем плохо – что ж, придётся менять. Но до тех пор…
Он откинулся на спинку стула, запрокинув голову. С зеркального потолка на него глянуло собственное отражение – резкие скулы, обтянутые смуглой кожей, нос с небольшой горбинкой, чёрный с серебристыми кончиками «ирокез» и металлические диски имплантантов на месте глаз. Алекс усмехнулся и, подняв стакан, отсалютовал своему отражению.
- Пьёшь с зеркалом? Плохой признак, - раздался насмешливый голос. Обладатель голоса, высокий чёрноволосый мужчина, придвинул к столику стул и сел напротив Алекса, устремив на него пристальный взгляд серых глаз. – Не замечал такого за тобой прежде, Стейни.
Алекс демонстративно отпил из стакана, прежде чем ответить.
- Здравствуй, Кен.
- Здравствуй, Алекс. Что-то ты сегодня больно меланхоличен.
- Тебя это как-то задевает? – Стейни вопросительно приподнял бровь.
- Нисколько. Главное, чтобы это не мешало работе, а на остальное мне плевать.
- Ни секунды не сомневался, - Алекс сделал ещё один глоток и поставил стакан на стол. – Может быть тогда сразу перейдём к делу? Не люблю терять время попусту.
Кен хмыкнул и извлёк из внутреннего кармана пиджака мини-диск и передал его Стейни. Тот привычным движением активировал вмонтированную в стол систему и опустил диск в открывшийся дисковод.
- Вот за что я люблю это заведение, так это за хороший сервис, - прокомментировал он, разматывая кабели с разъёмами. – Здесь есть всё, что может потребоваться.
- Ещё бы, хозяева клуба, наверное, добрую половину выручки имеют с тебе подобных – так отчего бы не создать вам комфортных условий?
- Ай-ай, какие мы циничные! – Алекс воткнул один разъём в гнездо на левом виске, и лицо его тут же стало отрешённым.
За то время, пока Стейни блуждал в компьютерных глубинах, Кен успел заказать себе пива и теперь медленно, со вкусом, потягивал его, наблюдая за своим визави. Алекс сидел безмолвно и неподвижно, словно древний индейский тотем, и скользящие по его лицу отблески светомузыки лишь усугубляли это впечатление. Наконец, по его лицу пробежала судорога, Алекс дёрнулся и, подняв руку, отсоединил кабель. Ещё с минуту он просто сидел, красные зрачки его имлантантов притухли, что, видимо, соответствовало закрытым глазам. Потом прежняя яркость вернулась в них, и Стейни потянулся за коктейлем.
- Ну? – Кен нетерпеливо подался вперёд.
- Что «ну»? Можно подумать ты рассчитывал меня чем-то удивить. Обыкновенная работёнка от Синдиката. Даже скучно. И как вы можете работать на эту организацию? Ни капли фантазии.
Кен ухмыльнулся:
- Фантазию ему подавай. Что ж ты сам-то тогда работаешь на нас, умник?
Стейни хищно оскалился:
- Не на вас. Не льсти себе, приятель. Я делаю это всё исключительно ради Птицы. Советую тебе это запомнить.
Кен одним глотком допил пиво:
- Я запомню. – Последовала небольшая пауза. – Что ж, мне пора. Сколько времени тебе нужно на подготовку?
- Дня вполне достаточно.
- Значит, послезавтра в девять вечера – место ты знаешь.
Отодвинув стул, Кен поднялся и двинулся к выходу. Алекс остался сидеть, глядя ему вслед. Потом поднял руку и, нацелив указательный и средний палец в удаляющуюся спину, чуть слышно шепнул:
- Бах! – и рассмеялся.
На вывеске отсутствовала добрая треть букв, да и те, что оставались, искрили и нервно мигали, явно доживая свои последние часы, но, если поднапрячь зрение и прибавить к нему чуточку воображения, то название вполне можно было восстановить. Отель «Перламутровая шкатулка». Лита чуть заметно усмехнулась – оригинальное название для такой дыры, ничего не скажешь. Заведение явно переживало не лучшую пору своего существования, но было как-то сомнительно, чтобы оно хоть когда-либо оправдывало своё название – даже на пике расцвета (если такой, конечно, был). Кодовый замок на двери отсутствовал, вместо него гостей встречала рваная дыра, ощерившаяся обломками электронных плат и уныло обвисшими обрывками проводов. Сигнализацию, судя по всему, постигла та же участь, что и замок, а потому единственным звуком, оповещавшим о проникновении внутрь, был на редкость омерзительный скрип давно не смазанных петель. Впрочем, старания петель пропали втуне – охраны в заведениях такого класса не подразумевалось, так что единственным, кто мог услышать надсадный скрип, был неопрятного вида старик-консьерж, да и тот спал столь крепко, что, наверное, даже перестрелка в холле не заставила бы его оторвать голову от обшарпанной дежурной стойки. Хотя наверняка существовали звуки, способные в данной ситуации заменить любой будильник – например, характерный хруст вынимаемой из бумажника купюры.
Надо сказать, что последнее предположение так и осталось в области теории – Лита решила проявить гуманность и не лишать старика приятных сновидений, ради подтверждения собственных мыслей. Так что она просто проскользнула мимо него, чуть слышно ступая по вытертому – некогда красному, а теперь невнятного бурого цвета – ковру, и, по привычке стараясь держаться ближе к стене, поднялась по рассохшейся деревянной лестнице на второй этаж. М-да, «экономия во всём» – явно являлось основным жизненным лозунгом владельца «Перламутровой шкатулки»: на полу ковровая дорожка – точь-в-точь сестра-близнец ковра с первого этажа; одинаково безликие двери вереницами по обе стороны коридора, и пара моргающих полосок люминесцентных ламп, мощности которых хватало только на то, чтобы осветить маленький кусок коридора непосредственно под ними. При таком освещении поиск нужной комнаты для непривычного человека превращался в своеобразную игру-головоломку – правда, никто не спрашивал, хочется ли ему играть.
Лита постояла с минуту в задумчивости, припоминая, а потом без колебаний направилась к предпоследней по правой стороне двери – почти у самого окна, заколоченного листами фанеры, на которых какой-то неведомый умелец весьма правдоподобно изобразил здоровенную псину в шипастом ошейнике. С оскаленных зубов собаки капала слюна. А чуть ниже – уже другой рукой, - выполненное куда менее мастерски, но не менее эмоционально, умастилось краткое матерное граффити. Лита не стала тратить время на изучение этого образца местной культуры – куда больше её интересовала искомая дверь. По крайней мере, на её осмотр у Чёрной Птицы ушла целая минута, что, в определённых обстоятельствах, весьма много. Причём результаты исследования Литу несколько озадачили: как минимум, тот факт, что замок на двери оказался не закрыт, заставил тонкую чёрную бровь удивлённо взлететь вверх. Подобная беспечность в здешних краях могла означать только две вещи – либо владелец комнаты доверчивый идиот, непонятно как до сих пор оставшийся в живых, либо непрошеного гостя внутри ожидает неприятный сюрприз. Что-то подсказывало, что положиться на первый вариант, означало уподобиться этому самому идиоту. Лита внимательно прислушалась, но из-за двери не доносилось ни звука. Что ж, кто не рискует, тот не пьёт шампанское… Она прижалась к стене слева от двери и осторожно толкнула дверь, мгновенно отдёрнув руку – вторая рука напряжённо зависла над рукоятью висящего у пояса ножа. Дверь приоткрылась на пару дюймов – медленно и, в отличии от своей товарки на входе в отель, бесшумно. И всё. Никакой дальнейшей реакции не последовало, свет из образовавшейся щели тоже не падал, так что Лита решила пойти на риск и крадучись шагнула в темноту комнаты, сразу подавшись в сторону, чтобы не выглядеть идеальной мишенью на фоне освещённого дверного проёма. Замерла, в ожидании каких-либо ответных действий. Но таковых опять же не случилось. Через полминуты ночное зрение, которым Птица втайне гордилась, проявилось в полную силу, и она смогла убедиться, что комната перед ней пуста – шкаф в углу, рядом жёсткая койка, под закрытым железными ставнями окном массивный письменный стол, посреди которого примостился средней дряхлости компьютер. Словом стандартная комнатка в дешёвой гостинице – и без единого признака жильца. Лита шагнула вперёд, к столу, с мыслью, что, пожалуй, стоит попробовать оставить сообщение на компьютере – если только это старая жестянка не сдохла окончательно. Но до стола она не дошла. На втором шаге Птица ощутила шеей прикосновение чего-то металлического и холодного, до неприятного напоминающего ствол крупнокалиберного пистолета, и замерла. И в тот же миг за её правым плечом раздался голос.
- Она налетит,
И никнут осенние травы,
Сгибаются дерева.
Воистину, горы и ветер,
Соединяясь, рождают бурю.
Последовала краткая пауза, после чего, всё тем же холодным равнодушным тоном, голос продолжил:
- Стихотворение взято из антологии «Кокинсю». В нём образно рассказывается о том, как построен китайский иероглиф «буря»: его верхняя часть означает горы, а нижняя – ветер.
Лита медленно подняла руки и так же медленно, с расстановкой, поаплодировала. Сухие хлопки странно звучали в полной тишине.
- Браво, - в голосе Экзекутора не было ничего, кроме восхищения. – Если бы я была случайным воришкой, то уже трижды успела бы помереть со страху. Великолепное шоу!
- Я рад, что тебе понравилось. – Металлический холод исчез, и тут же в комнате вспыхнул свет. – Я специально выбрал именно это стихотворение. Оно, почему-то, напоминает мне о тебе.
- Вот как? – Лита повернулась к собеседнику. – Здравствуй, Джейкоб.
- Здравствуй, Лита, - отозвался высокий седовласый мужчина, облачённый в консервативного покроя чёрный костюм-тройку. Слова приветствия он подкрепил лёгким поклоном, сопровождавшимся чуть слышным жужжанием сервомоторов. – Рад видеть тебя.
- Я тоже, - Лита, привстав на цыпочки, легонько чмокнула его в щёку. – Как поживаешь?
- Да вот, скриплю помаленьку, - усмехнулся киборг и несколько раз согнул-разогнул руку. – Слышишь?
Птица рассмеялась.
- Ну, не прибедняйся. Наверняка опять задал жару кибер-хирургам, пока они не отладили все твои механизмы. По крайней мере на это денег у тебя всегда хватало. Хоть ты и живёшь в такой дыре.
- А что? – Джейкоб пожал плечами. – Мне нравится. Я всегда считал, что внимания к себе надо привлекать как можно меньше. А в таких трущобах это сделать куда как проще, чем если ты шикуешь, разбрасывая деньги направо и налево. А мне по большому счёту много и не надо – крышу над головой, доступ к нужным книгам да и всё пожалуй.
- С ума сойти, - Лита преувеличено удивлённо покачала головой. – Сколько лет тебя знаю, а всё не перестаю удивляться. Бывает же такое в жизни: наёмник – и вдруг философствующий аскет, да ещё и поэт в придачу.
Джейкоб чуть улыбнулся – одними краешками губ.
- Полагаю, что из всех перечисленных тобою моих ипостасей, тебя сейчас максимально интересует именно первая. Или я не прав? – Он вопросительно приподнял бровь.
- Знаешь, я бы с удовольствием послушала твои стихи или порассуждала с тобой на отвлечённые темы, но – увы – боюсь это придётся отложить на потом. А сейчас мне действительно нужны твои профессиональные навыки. – В руках Птицы возник мини-диск. – Надеюсь, твоя жестянка читает с таких носителей?
З.Ы. Как у меня это регулярно бывает, по ходу текста есть ряд отсылок к некоторым людям. Но, насколько мне известно, на дайрах нет тех, кто смог бы эти отсылки увидеть - в силу их личностной специфики
1.
Личная жизнь Экзекутора.
Лита судорожно выгнулась мне навстречу, тело её напряглось, а маленькие острые ноготки глубоко – до боли - вонзились в мои плечи. Финальный стон сорвался с её губ, и она расслабленно откинулась назад, на смятые простыни. Я аккуратно опустился рядом и нежно провёл рукой по её длинным чёрным волосам, разметавшимся по подушке. Лита блаженно улыбнулась и, прильнув ко мне, потёрлась носом о мою щёку. Заурчав, я чуть отстранил Литу, но лишь для того, чтобы впиться поцелуем в её губы. Она шутливо толкнула меня ладонью в грудь:
- Маньяк! Кот мартовский!
Я сел, в притворном смущении прикрыв лицо рукой, и мяукнул – Лита прыснула со смеху.
- Да, но вот только мартов у меня в году – тринадцать.
- Не сомневаюсь, - Лита перевернулась на спину, натянув на себя покрывало. – Господи, хорошо-то как…
Я снова, чуть насмешливо, мяукнул. Потом оглядел свои плечи и расхохотался уже в голос:
- И кто-то упрекал меня за оставшиеся на бёдрах синяки от пальцев, а?
- Ну, и что ты хочешь этим ска… - Лита повернулась ко мне, приподнявшись на локте. – Ой!
На плечах алели крошечные стреловидные ранки – по четыре с каждой стороны.
- Прости, Кен. Я не хотела…
- Да за что же мне тебя прощать? – Я привлёк её к себе. – Такими знаками отличия любой мужчина может только гордиться. Ведь, чтобы их заслужить, надо приложит немало усилий. Так что, - я улыбнулся, - я могу это считать лишь наградой.
- Ох, Кен…
Я не дал ей договорить – она только успела вновь прошептать «Маньяк!», но никакого протеста в этом возгласе не было.
Парой часов позже, я сидел на кухне, потягивая из кружки обжигающе горячий чёрный кофе. В переполненной пепельнице дымился очередной окурок. В соседней комнате мирно спала Лита, чуть улыбаясь во сне. Ко мне же сон не шёл, что, впрочем, было нисколько не удивительно – я уже успел привыкнуть к однажды сбитому ритму существования, так что подобные ночные бдения с кофе и сигаретами стали для меня своеобразным ритуалом.
Свет на кухне я не включил, предпочтя сидеть в темноте – так куда лучше думается. Наверное, именно поэтому я и считаю ночь лучшим временем для работы и размышлений: ничто не мешает – ни свет, ни посторонний шум. Можно нормально сосредоточиться. Но сегодня никакой работы не было, так что я просто сидел у окна, созерцая мигающие в ночной тьме огни города, пил кофе и курил – одну сигарету за другой. За окном – на городских улицах – бурлила своя жизнь, и Судьба развлекалась, играя свои странные шутки над людьми, бродящими по этим улочкам. Я усмехнулся. Жизнь действительно странная штука – в этом мне удалось убедиться на собственной шкуре. И никому не дано предугадать все повороты и изгибы Судьбы. Взять хотя бы нас с Литой…
Нынешние наши отношения являлись нарушением сразу нескольких традиций и законов. Сам факт каких-то отношений, более тесных, нежели того требует профессиональная необходимость, между Экзекутором и Координатором, вызывал косые взгляды со стороны начальства Синдиката. Вполне понятно – личные эмоции, приплетаемые к работе, это совершенно не поддающийся прогнозированию фактор, а в нашем ремесле таких вот неопределённых составляющих должно быть как можно меньше. Но, тем не менее, наш случай далеко не единственный, а посему недовольным пришлось смириться. Думается мне, они просто представили себе, во что может вылиться их попытка как-то помешать таким отношениям, – и ужаснулись. Слишком уж хорошо отлаженную машину уничтожения создал Синдикат, и, если даже небольшая часть этого механизма повернётся против своих создателей, то этим самым создателям не позавидуешь. Так что в результате они ограничились фразой, что, дескать, личная жизнь Экзекутора никого не касается, кроме него самого, и с этой стороны нам ничего более не грозило.
Но вот если бы кто пронюхал, что в своё время Экзекутор не только оставил в живых намеченную жертву, но и сделал её своим новым Координатором… Наверняка, на нас открыли бы настоящую охоту – и пережить мы её вряд ли бы смогли. Вот и получается, что жизни наши сейчас зависят лишь от того, насколько надёжно скрыта информация о происшествии. Впрочем, прошло уже четыре года, а мы всё ещё живы – значит, правда, по-прежнему, известна лишь нам двоим.
Да, нарушение законов Синдиката карается жестоко и безоговорочно, и, чтобы пойти на такое, нужны очень веские причины. Но и обстоятельства тогда – четыре года назад – были особые. По крайней мере, я ни до того, ни после никогда не слышал о том, чтобы Координатор пытался убить Экзекутора – причём, явно выполняя чей-то приказ.
Как сейчас помню тот вечер. Глухой тупик возле старых доков в Восточном порту – обшарпанные стены, покрытые граффити, вздувшийся и пошедший трещинами асфальт. И две фигуры: я и Лита, напряжённо застывшие с пистолетами в руках. Чуть в стороне, всё ещё перебирая ногами, в луже собственной крови стремительно увеличивающейся в размерах, скорчился предатель-Координатор. Я держал Литу на мушке, готовый в любой момент открыть огонь. Я был уверен в том, что не промахнусь, как впрочем и в том, что она – тоже. Потому и медлил. Ситуация была откровенно патовая – разойтись в узком тупике так, чтобы при этом не подставиться под пулю, было в принципе невозможно. Опустить оружие – глупость. Единственное, что оставалось – это ждать, у кого же первым кончится терпение.
Не знаю, как бы это могло закончится. К остывающему на асфальте трупу вполне могли бы добавиться ещё два – или один, в зависимости от везения. Но в какой-то момент я поймал взгляд Литы – в её прекрасных синих глазах, с чуть расширенными от действия наркотика зрачками, вдруг что-то дрогнуло, и она опустила оружие. Она стояла передо мной, беззащитная. Достаточно было всего лишь нажать на курок. Но этого я сделать не мог. Потому-то я никогда и не расспрашивал Литу, что заставило её опустить пистолет – я и сам не мог объяснить себе, от чего поступил также…
Компьютер издал резкую пронзительную трель, вырвав меня из воспоминаний, - пришло сообщение. Пробежав взглядом строчки стандартного послания, я вздохнул и отправился будить Литу. Мне страшно не хотелось этого делать – нам и так не слишком часто выпадает время для нормального отдыха. Но что поделать – работа есть работа. Я склонился над Литой и тихо произнёс:
- Просыпайся.
Она сонно потянулась, не открывая глаза:
- Мм?
- Давай, давай, просыпайся. Есть работа. Тебе принести кофе?
Наконец-то веки её открылись, и на меня взглянули синие глаза Литы Чари, Чёрной Птицы, лучшего Экзекутора Синдиката в Юго-Восточном регионе.
- Да, дорогой.
2.
Ночные встречи.
Город агонизировал в вечерних сумерках. Он бился в нервном мерцании неоновых огней, хрипя, визжа и рыча тысячами голосов. Вывески ночных заведений вспухали багровыми гнойниками и взрывались ослепительными искрами фейерверков. Город умирал, как умирал каждый вечер, чтобы утром вновь возродиться из ночного хаоса к привычному дневному существованию.
Алекс остановился и глубоко вдохнул прохладный ночной воздух, влажный и наполненный множеством запахов – от резкой вони гниющих отбросов, до тонкого, едва уловимого аромата чьих-то духов. Он любил это время: этот город на грани тьмы и света, эти улицы, где возможно – и где происходит – всё. И он был не одинок в своей любви – тысячи людей окружали его, людей, для которых ночь была не просто временем суток, но образом жизни. Они заполняли ночные улицы, толпились на перекрёстках, меланхолично курили в подворотнях и резались в карты прямо на тротуаре. В переулке кого-то азартно били, в ближайшем подъезде не менее азартно занимались любовью, а кто-то смеялся и танцевал посреди дороги… Город вошёл в привычный ночной ритм существования.
Алекс пробирался между людьми, заполнившими Квартал Развлечений, уворачиваясь от столкновений, а когда и просто отпихивая со своего пути тех, кто вставал на дороге. В какой-то момент из темноты вынырнула обильно накрашенная девица в чисто символическом одеянии из полосок кожи и множества металлических пряжек, и, обвив шею Алекса руками, прильнула к нему всем телом. Руки проститутки мягко скользнули вниз, и тут Алекс обернулся к ней. Девица непроизвольно отшатнулась, когда свет фонарей блеснул на хромированном металле глазных имплантантов. Впрочем, опомнилась она быстро и, вернув на лицо призывную улыбку, вновь потянулась вперёд. Алекс криво усмехнулся и, отстранив её, двинулся дальше сквозь гудящую толпу. Сегодня он пришёл в Квартал не за развлечениями.
Перед клубом «Белая звезда» как всегда кипело людское море – люди входили и выходили (а кого и выносили), пели, кричали, хохотали… У самого входа неприступными утёсами возвышались двое охранников, в чёрных костюмах-двойках, тщательно подогнанных так, чтобы скрывать оружие и одновременно не сковывать движения. При одном взгляде на этих двоих пропадало всякое желание устраивать беспорядки в зоне их видимости. Но характерные выщербины на стенах и тёмные потёки на асфальте наглядно доказывали, что смельчаки – вернее, идиоты – время от времени всё же находятся. Алекс протолкался ко входу, кивнул одному из охранников, и был пропущен в клуб.
Грохотала музыка, по стенам и потолку метались разноцветные огни светомузыки. На танцплощадке посреди зала смутные силуэты, ломано изгибаясь, отплясывали новомодный танец. Алекс занял столик у стены, по старой привычке сев лицом к дверям, чтобы видеть всех входящих. Официантка, напомнившая ему давешнюю девицу, принесла заказанный коктейль и удалилась, покачиваясь на ужасающе высоких каблуках. Алекс только покачал головой, глядя ей в след. И тут же болезненно поморщился – зал на мгновение растворился в белых искрах помех. Когда зрение восстановилось, он аккуратно помассировал кожу вокруг имплантантов, чертыхаясь сквозь зубы. Да, «глазки» были далеко не лучшего качества. Их, по-хорошему, уже давно следовало заменить, но Алекс всё никак не мог на это решиться. Не то, чтобы его отпугивала стоимость новых качественных имплантантов, - он вполне мог их себе позволить. Но вот операций, особенно тех, которые затрагивают мозг, он боялся панически – почти на инстинктивном уровне. Да и примеры неудачных операций тоже способствовали развитию этого страха. Особенно если вспомнить судьбу Кей-Джи Вильямса. Гениальный был парень, любую систему вскрывал не напрягаясь. И что же? Пожалел денег на нормальную операцию, отправился в подпольную клинику вживлять в мозг дополнительное гнездо доступа и вышел оттуда полным кретином, пускающим слюни и не способным два слова связать. Бррр! Алекса передёрнуло. Понятно, Кей-Джи сам виноват – но и в государственных клиниках порой ошибочки бывают ещё те. Алекс и без того напрягался каждый раз, когда приходилось что-то вживлять, так что «глаза» пока потерпят. Станет совсем плохо – что ж, придётся менять. Но до тех пор…
Он откинулся на спинку стула, запрокинув голову. С зеркального потолка на него глянуло собственное отражение – резкие скулы, обтянутые смуглой кожей, нос с небольшой горбинкой, чёрный с серебристыми кончиками «ирокез» и металлические диски имплантантов на месте глаз. Алекс усмехнулся и, подняв стакан, отсалютовал своему отражению.
- Пьёшь с зеркалом? Плохой признак, - раздался насмешливый голос. Обладатель голоса, высокий чёрноволосый мужчина, придвинул к столику стул и сел напротив Алекса, устремив на него пристальный взгляд серых глаз. – Не замечал такого за тобой прежде, Стейни.
Алекс демонстративно отпил из стакана, прежде чем ответить.
- Здравствуй, Кен.
- Здравствуй, Алекс. Что-то ты сегодня больно меланхоличен.
- Тебя это как-то задевает? – Стейни вопросительно приподнял бровь.
- Нисколько. Главное, чтобы это не мешало работе, а на остальное мне плевать.
- Ни секунды не сомневался, - Алекс сделал ещё один глоток и поставил стакан на стол. – Может быть тогда сразу перейдём к делу? Не люблю терять время попусту.
Кен хмыкнул и извлёк из внутреннего кармана пиджака мини-диск и передал его Стейни. Тот привычным движением активировал вмонтированную в стол систему и опустил диск в открывшийся дисковод.
- Вот за что я люблю это заведение, так это за хороший сервис, - прокомментировал он, разматывая кабели с разъёмами. – Здесь есть всё, что может потребоваться.
- Ещё бы, хозяева клуба, наверное, добрую половину выручки имеют с тебе подобных – так отчего бы не создать вам комфортных условий?
- Ай-ай, какие мы циничные! – Алекс воткнул один разъём в гнездо на левом виске, и лицо его тут же стало отрешённым.
За то время, пока Стейни блуждал в компьютерных глубинах, Кен успел заказать себе пива и теперь медленно, со вкусом, потягивал его, наблюдая за своим визави. Алекс сидел безмолвно и неподвижно, словно древний индейский тотем, и скользящие по его лицу отблески светомузыки лишь усугубляли это впечатление. Наконец, по его лицу пробежала судорога, Алекс дёрнулся и, подняв руку, отсоединил кабель. Ещё с минуту он просто сидел, красные зрачки его имлантантов притухли, что, видимо, соответствовало закрытым глазам. Потом прежняя яркость вернулась в них, и Стейни потянулся за коктейлем.
- Ну? – Кен нетерпеливо подался вперёд.
- Что «ну»? Можно подумать ты рассчитывал меня чем-то удивить. Обыкновенная работёнка от Синдиката. Даже скучно. И как вы можете работать на эту организацию? Ни капли фантазии.
Кен ухмыльнулся:
- Фантазию ему подавай. Что ж ты сам-то тогда работаешь на нас, умник?
Стейни хищно оскалился:
- Не на вас. Не льсти себе, приятель. Я делаю это всё исключительно ради Птицы. Советую тебе это запомнить.
Кен одним глотком допил пиво:
- Я запомню. – Последовала небольшая пауза. – Что ж, мне пора. Сколько времени тебе нужно на подготовку?
- Дня вполне достаточно.
- Значит, послезавтра в девять вечера – место ты знаешь.
Отодвинув стул, Кен поднялся и двинулся к выходу. Алекс остался сидеть, глядя ему вслед. Потом поднял руку и, нацелив указательный и средний палец в удаляющуюся спину, чуть слышно шепнул:
- Бах! – и рассмеялся.
На вывеске отсутствовала добрая треть букв, да и те, что оставались, искрили и нервно мигали, явно доживая свои последние часы, но, если поднапрячь зрение и прибавить к нему чуточку воображения, то название вполне можно было восстановить. Отель «Перламутровая шкатулка». Лита чуть заметно усмехнулась – оригинальное название для такой дыры, ничего не скажешь. Заведение явно переживало не лучшую пору своего существования, но было как-то сомнительно, чтобы оно хоть когда-либо оправдывало своё название – даже на пике расцвета (если такой, конечно, был). Кодовый замок на двери отсутствовал, вместо него гостей встречала рваная дыра, ощерившаяся обломками электронных плат и уныло обвисшими обрывками проводов. Сигнализацию, судя по всему, постигла та же участь, что и замок, а потому единственным звуком, оповещавшим о проникновении внутрь, был на редкость омерзительный скрип давно не смазанных петель. Впрочем, старания петель пропали втуне – охраны в заведениях такого класса не подразумевалось, так что единственным, кто мог услышать надсадный скрип, был неопрятного вида старик-консьерж, да и тот спал столь крепко, что, наверное, даже перестрелка в холле не заставила бы его оторвать голову от обшарпанной дежурной стойки. Хотя наверняка существовали звуки, способные в данной ситуации заменить любой будильник – например, характерный хруст вынимаемой из бумажника купюры.
Надо сказать, что последнее предположение так и осталось в области теории – Лита решила проявить гуманность и не лишать старика приятных сновидений, ради подтверждения собственных мыслей. Так что она просто проскользнула мимо него, чуть слышно ступая по вытертому – некогда красному, а теперь невнятного бурого цвета – ковру, и, по привычке стараясь держаться ближе к стене, поднялась по рассохшейся деревянной лестнице на второй этаж. М-да, «экономия во всём» – явно являлось основным жизненным лозунгом владельца «Перламутровой шкатулки»: на полу ковровая дорожка – точь-в-точь сестра-близнец ковра с первого этажа; одинаково безликие двери вереницами по обе стороны коридора, и пара моргающих полосок люминесцентных ламп, мощности которых хватало только на то, чтобы осветить маленький кусок коридора непосредственно под ними. При таком освещении поиск нужной комнаты для непривычного человека превращался в своеобразную игру-головоломку – правда, никто не спрашивал, хочется ли ему играть.
Лита постояла с минуту в задумчивости, припоминая, а потом без колебаний направилась к предпоследней по правой стороне двери – почти у самого окна, заколоченного листами фанеры, на которых какой-то неведомый умелец весьма правдоподобно изобразил здоровенную псину в шипастом ошейнике. С оскаленных зубов собаки капала слюна. А чуть ниже – уже другой рукой, - выполненное куда менее мастерски, но не менее эмоционально, умастилось краткое матерное граффити. Лита не стала тратить время на изучение этого образца местной культуры – куда больше её интересовала искомая дверь. По крайней мере, на её осмотр у Чёрной Птицы ушла целая минута, что, в определённых обстоятельствах, весьма много. Причём результаты исследования Литу несколько озадачили: как минимум, тот факт, что замок на двери оказался не закрыт, заставил тонкую чёрную бровь удивлённо взлететь вверх. Подобная беспечность в здешних краях могла означать только две вещи – либо владелец комнаты доверчивый идиот, непонятно как до сих пор оставшийся в живых, либо непрошеного гостя внутри ожидает неприятный сюрприз. Что-то подсказывало, что положиться на первый вариант, означало уподобиться этому самому идиоту. Лита внимательно прислушалась, но из-за двери не доносилось ни звука. Что ж, кто не рискует, тот не пьёт шампанское… Она прижалась к стене слева от двери и осторожно толкнула дверь, мгновенно отдёрнув руку – вторая рука напряжённо зависла над рукоятью висящего у пояса ножа. Дверь приоткрылась на пару дюймов – медленно и, в отличии от своей товарки на входе в отель, бесшумно. И всё. Никакой дальнейшей реакции не последовало, свет из образовавшейся щели тоже не падал, так что Лита решила пойти на риск и крадучись шагнула в темноту комнаты, сразу подавшись в сторону, чтобы не выглядеть идеальной мишенью на фоне освещённого дверного проёма. Замерла, в ожидании каких-либо ответных действий. Но таковых опять же не случилось. Через полминуты ночное зрение, которым Птица втайне гордилась, проявилось в полную силу, и она смогла убедиться, что комната перед ней пуста – шкаф в углу, рядом жёсткая койка, под закрытым железными ставнями окном массивный письменный стол, посреди которого примостился средней дряхлости компьютер. Словом стандартная комнатка в дешёвой гостинице – и без единого признака жильца. Лита шагнула вперёд, к столу, с мыслью, что, пожалуй, стоит попробовать оставить сообщение на компьютере – если только это старая жестянка не сдохла окончательно. Но до стола она не дошла. На втором шаге Птица ощутила шеей прикосновение чего-то металлического и холодного, до неприятного напоминающего ствол крупнокалиберного пистолета, и замерла. И в тот же миг за её правым плечом раздался голос.
- Она налетит,
И никнут осенние травы,
Сгибаются дерева.
Воистину, горы и ветер,
Соединяясь, рождают бурю.
Последовала краткая пауза, после чего, всё тем же холодным равнодушным тоном, голос продолжил:
- Стихотворение взято из антологии «Кокинсю». В нём образно рассказывается о том, как построен китайский иероглиф «буря»: его верхняя часть означает горы, а нижняя – ветер.
Лита медленно подняла руки и так же медленно, с расстановкой, поаплодировала. Сухие хлопки странно звучали в полной тишине.
- Браво, - в голосе Экзекутора не было ничего, кроме восхищения. – Если бы я была случайным воришкой, то уже трижды успела бы помереть со страху. Великолепное шоу!
- Я рад, что тебе понравилось. – Металлический холод исчез, и тут же в комнате вспыхнул свет. – Я специально выбрал именно это стихотворение. Оно, почему-то, напоминает мне о тебе.
- Вот как? – Лита повернулась к собеседнику. – Здравствуй, Джейкоб.
- Здравствуй, Лита, - отозвался высокий седовласый мужчина, облачённый в консервативного покроя чёрный костюм-тройку. Слова приветствия он подкрепил лёгким поклоном, сопровождавшимся чуть слышным жужжанием сервомоторов. – Рад видеть тебя.
- Я тоже, - Лита, привстав на цыпочки, легонько чмокнула его в щёку. – Как поживаешь?
- Да вот, скриплю помаленьку, - усмехнулся киборг и несколько раз согнул-разогнул руку. – Слышишь?
Птица рассмеялась.
- Ну, не прибедняйся. Наверняка опять задал жару кибер-хирургам, пока они не отладили все твои механизмы. По крайней мере на это денег у тебя всегда хватало. Хоть ты и живёшь в такой дыре.
- А что? – Джейкоб пожал плечами. – Мне нравится. Я всегда считал, что внимания к себе надо привлекать как можно меньше. А в таких трущобах это сделать куда как проще, чем если ты шикуешь, разбрасывая деньги направо и налево. А мне по большому счёту много и не надо – крышу над головой, доступ к нужным книгам да и всё пожалуй.
- С ума сойти, - Лита преувеличено удивлённо покачала головой. – Сколько лет тебя знаю, а всё не перестаю удивляться. Бывает же такое в жизни: наёмник – и вдруг философствующий аскет, да ещё и поэт в придачу.
Джейкоб чуть улыбнулся – одними краешками губ.
- Полагаю, что из всех перечисленных тобою моих ипостасей, тебя сейчас максимально интересует именно первая. Или я не прав? – Он вопросительно приподнял бровь.
- Знаешь, я бы с удовольствием послушала твои стихи или порассуждала с тобой на отвлечённые темы, но – увы – боюсь это придётся отложить на потом. А сейчас мне действительно нужны твои профессиональные навыки. – В руках Птицы возник мини-диск. – Надеюсь, твоя жестянка читает с таких носителей?
З.Ы. Как у меня это регулярно бывает, по ходу текста есть ряд отсылок к некоторым людям. Но, насколько мне известно, на дайрах нет тех, кто смог бы эти отсылки увидеть - в силу их личностной специфики