Кунг-фу в каждом движении

Из поездки в деревню привёз замечательное наблюдение/высказывание: "Самая вкусная вишня - в середине куста". Т.е. там, где её не лостали ни более ленивые собиратели, ни птицы, она достигает наибольших рамеров и как следует вызревает. Но и для того, чтобы её достать надо пробраться чере переплетение веток, паутину и прочие препятствия. В жизни оно тоже так.

Но видел бы кто-нибудь посторонний, как я эту вишню рвал - поднвинулся бы рассудком
Стоит, значится, у куста такое расслабленное тело, в стоечке. И слегонца головой вертит - туда-сюда, выглядывет там чего-то. Потом рука либо выстреливает вперед. внутрь этого многострадального куста, либо хитрым обвивающим движение устремляется туда же. Цоп! - и возвращается с ягодой. А вторая рука в это время челюсть прикрывает.

@темы: боевые искусства, real life, философское

---

Странное чувство возникает.
Вот объясняешь человеку всё: технику, тактику, фишки специфические показываешь. Он, вроде бы понимает, кивает. Потом ходит на тренировки довольно длительное время, работает с разными людьми...
А ты берешь и в тренировочном бою раскатываешь его 30:1!!!
Может, реально есть такое "не дано"?

Но их же, мля, двое таких за одну тренировку!

@темы: тренировки, фехтование, офигеть

---

Опять-таки продублирую.

Клуб Прикладного Фехтования «Грань» приглашает всех желающих на Четвертый Летний Тренировочный Лагерь по спортивно-прикладному Ножевому и Палочному Бою.
Время проведения с 1 по 8 августа 2009 года.
Место проведения – пригород Владивостока.
В программе:
- Постановка траекторной базы. «Ключи».
- Защитные действия в НБ: вооруженной и невооруженной рукой.
- Постановка ударов на предметах и работа по манекену.
- Захваты в НБ.
- Наработка боя в условиях ограниченной подвижности: работа в воде, работа с колен, партер.
- Работа безоружного против ножа.
- Работа двумя ножами.
- Базовая техника работы палкой.
- Групповые и ситуативные тренинги;
- А также СФП, свободные спарринги и многое другое.

Полная стоимость подготовки в летнем лагере составит (предварительно) 2200-2500 руб., включая трехразовое питание. Более точная сумма будет названа чуть позже.
Для иногородних – обсуждаемо.

Задать вопросы можно или по e-mail [email protected] или в соответствующей теме на нашем форуме . Также на нашем сайте можно найти отчеты и видео с предыдущих лагерей.

Информация будет обновляться по мере доработки.

UPD: А лагерь всё ближе.

Список необходимого личного снаряжения для участников летнего лагеря по СПНБ.

А. Непосредственно для учебного процесса:
1. Тонкие кожаные либо тканевые перчатки или боксерские бинты.
2. Бандана или косынка.
3. Мягкая обувь без жесткого ранта.
4. Свободная, не стесняющая движения одежда, которую, к тому же, не будет жалко. Обязательно должна быть куртка с длинным рукавом.
5. Ремень.
6. Настоящий нож.
Желательно – паховую раковину. Остальное предоставляем, но если найдется свой тренировочный нож, перчатки для РБ и щитки на голень - тоже неплохо.

Б. В виду того, что мероприятие проводится на природе, с проживанием там же (в палатках) вывешиваем список дополнительного индивидуального снаряжения (для тех, кто не знает, что брать с собой на выезды ):
1. Рюкзак.
2. Спальник.
3. Палатка.
4. Пенка.
5. Плащ/накидка/куртка-штаны (непромокаемые) от дождя.
6. Теплая одежда.
7. Комплект мыльно-рыльных принадлежностей.
8. Индивидуальная аптечка
9. Фото-видео аппаратура (по желанию)
10. Фонарь и дополнительный комплект батареек к нему
11. Спички или зажигалка.
12. Индивидуальное средство от комаров и клещей (обязательно!).
13. Кружка, тарелка, ложка, вилка.
14. Тетрадка, ручка (если собираетесь записывать)

Окончательно утверждена стоимость:
Полный курс:
"Участник" - 2100р.
"Спутник" - 1000р.
По дням:
"Участник" - 300р./день
"Спутник" - 150р./день
Для заезжающих на один день и без питания - 150р.

запись создана: 06.06.2009 в 08:26

@темы: ножевой бой, мероприятия

---

Эк они всех достали-то! )))

@темы: боевые искусства, видео, юмор

---

И ещё из старого и странного...

Первый снег… Он пошёл неожиданно – как, впрочем, всегда и бывает. Только что ничего не было, и вдруг в воздухе затанцевали первые снежинки, скользя и кружась в воздушных потоках. Снег падал в полной тишине, медленно, даже как-то неуверенно, и тонким слоем ложился на голые ветви деревьев, на крыши домов и покрытый трещинами асфальт. Ложился и почти сразу же таял под лучами далёкого, но всё же яркого ноябрьского солнца. Лишь там, где тени создавали преграду солнечному свету, он оставался лежать – белыми пятнами на тёмном фоне. Да ещё сверкали блёстки-искорки на одежде и в волосах спешащих по улицам людей.
Точно так же снег шёл год назад. И Она танцевала, запрокинув к небу смеющееся лицо и ловя губами редкие снежинки. Она радостно смеялась, кружась в снежной кутерьме, а я улыбался, наблюдая за ней. Потом она обернулась в мою сторону и призывно протянула ко мне руки…

Джей Робинсон, старший мнемотехник Евразийского М-Центра, заглянул через плечо ассистента.
- Что там у тебя, Барри? – на экране неподвижно застыла картинка: снежные хлопья и среди них – хрупкая женская фигурка с развевающейся гривой огненно-рыжих волос. Лучащиеся теплом зелёные глаза и чуть приоткрытые губы, словно она собиралась что-то сказать прежде, чем изображение замерло.
Ассистент повернулся во вращающемся кресле:
- Арсений Горт, доставили позавчера. Суицидник. Состояние стабильное. На сканировании выдаёт устойчивый набор образов – то есть, картина вполне стандартная. Единственно, что для суицидника образы уж больно спокойные.
- Вот-вот. Я тоже обратил внимание. Со временем как-то привыкаешь, что у них в сознании обычно твориться такое… - Робинсон неопределённо покрутил пальцами в воздухе. – Да, что я тебе объясняю – сам должен знать. Всё-таки не первый год здесь работаешь.
Барри согласно кивнул. Робинсон задумчиво почесал в затылке:
- Он ничем не накачан?
- Нет, я проверял – всё чисто. У меня была мысль, что ему вкололи что-нибудь прежде, чем он попал к нам. Но даже если и так, то после подготовительных процедур ничего постороннего в его организме не осталось.
- Хм, любопытно. Вот что, перешли-ка его личное дело в мой кабинет. Выдастся свободное время – изучу. Может, там найду зацепку.

…А снег всё шёл и шёл. И его пелена скрыла от меня фигуру с протянутыми руками. Резко стемнело, и я остался в ночной темноте – но не привычно чёрной, в белёсой от летящих с небес хлопьев. Я кинулся вперёд, туда, где должна была находиться Она, но не нашёл ничего кроме снега – лишь где-то в невообразимой дали слышался её смех и голос, зовущий меня. Я крутанулся на месте, и поднявшаяся было метель отступила, оставив меня посреди круга пустой темноты, ограждённого стенами из кружащегося в воздухе снег. И там, в этом снежном сумбуре, глаза мои то и дело улавливали черты столь знакомого мне лица. Но это был только снег. Первый снег – и ничего более…

«Горт, Арсений. Личный номер:ТД-43359. 29 лет. Эспер 4-ого класса (Джей изумлённо приподнял бровь – люди с экстрасенсорными способностями, тем более столь сильными, редко становились пациентами М-Центра).Старший менеджер восточного отделения «Ти-Эн Корпорейшен»…
…Глубокое депрессивное состояние… Последствие автокатастрофы…
…Восемь попыток суицида за два с половиной месяца. Наблюдался в клинике Оркидж…
…Коматозное состояние... Затухание жизненных функций… Видимых физических причин не обнаружено… Принято решение о переведении в Евроазийский М-Центр (тут Робинсон удовлетворённо кивнул, пробормотав себе под нос «Хоть в кои-то веки вовремя сообразили»)…
Диагноз М-Центра: Психотравма класса 9, подтип «утрата»… Требуется вмешательство психокорректора. Рекомендации: Искусственное поддержание жизнедеятельности. В целях безопасности рекомендуется подключение подавляющего устройства…».
Эт-то ещё что? Робинсон нахмурился и ткнул пальцев в кнопку селектора:
- Барри, что это за ерунда насчёт П-устройства?
- Но шеф, это же эспер! А в коме он своё излучение не контролирует. Там такой негатив прёт – закачаешься. У них, в Оркидже, санитар чуть из окна не выкинулся, пока разобрались что к чему.
- Понятно, - буркнул Джей и отключил связь.
- Хм, негатив, значит. Суицидальные тенденции. Причём, излучаемые столь мощно, что это воздействует на прошедших спецподготовку людей. – Он откинулся на спинку кресла, задумчиво уставившись в потолок. – И при этом совершенно спокойные, я бы даже сказал - нейтральные – образы на мнемосканировании. Даже цветовая гамма – и та совершенно не характерная для неудавшихся самоубийц: никаких красных и багровых тонов, чернота в пределах нормы… Ничего не понимаю! Хотя этот Горт эспер, а с ними никогда нельзя ни в чём быть уверенным. Наверное, будет лучше взглянуть на него поближе.

…Снег, белый снег. Первый снег. Только снег. И ничего кроме снега… Холодно и пусто…

В палате резко пахло медикаментами. Ритмично попискивал аппарат жизнеобеспечения, от которого к распростёртому на кровати телу тянулись многочисленные провода и трубки. Простыня укрывала человека от ног до груди, а голова его почти полностью скрывалась под массивным шлемом, мигающим разноцветными огоньками. В изголовье кровати в стену был вмонтирован большой экран, на котором разворачивалось уже знакомое Робинсону действие – рыжеволосая красавица танцевала под идущим снегом. Некоторое время Джей разглядывал изображение, потом отвернулся.
- Всё по-прежнему, Барри?
- Да, шеф. Никаких изменений. Состояние пациента поддерживается на том же уровне. Цепочка образов совершенно идентична предыдущим.
- Ну-ну, - мнемотехник вновь пристально посмотрел на неподвижное тело. – А вы меня заинтересовали, господин Горт. Любопытно, весьма любопытно… - Он склонился к приборам, вчитываясь в их показания. На экране женская фигура вновь исчезла в снежной круговерти…

…Я кинулся вперёд, туда, где должна была находиться Она, но не нашёл ничего кроме снега – лишь где-то в невообразимой дали слышался её смех и голос, зовущий меня. Я крутанулся на месте, и поднявшаяся было метель отступила, оставив меня посреди круга пустой темноты… Стоп! Было, всё это было. Бесполезно… Я вновь теряю её, и всё повторяется – замкнутый круг… Хватит! Теперь я знаю, что надо делать. Я должен стать частью этого снега – такой же частью, как Она. Лишь так я смогу опять обрести её. Я отбросил в сторону защитный покров темноты и распахнул себя, подставив свою сущность хлёстким ударам снежного ветра. Снежинки заполнили моё тело, и я ощутил, как растворяюсь, превращаюсь в снег, и где-то далеко, на самой грани восприятия, я почувствовал её присутствие. Сперва слабое, неуверенное, но с каждой секундой нарастающее, приближающееся, пока…

Воздух неожиданно стал густым и вязким. Ритмичный писк превратился в надсадный пронзительный вой, стрелки на приборах заметались как сумасшедшие, и откуда посыпались искры. Робинсона отшвырнуло в угол комнаты, больно впечатав в стену. Он скорчился на полу, зажимая ладонями уши, и тогда посреди палаты, прямо над кроватью, возникли две расплывчатые фигуры – мужская и женская, светящиеся ярким золотистым светом. На несколько секунд они зависли в воздухе, потом, в какое-то мгновение, утратили чёткие контуры и слились в единый образ – гигантскую огненную птицу. Последовал взмах крыла, сопровождавшийся громовым хлопком, и всё стихло. Не было больше ни птицы, ни светящихся фигур… и сигналы системы жизнеобеспечения прекратились. Последний факт дошёл до Робинсона лишь некоторое время спустя – когда он уже чуть-чуть оправился от происшедшего. Осознав это, Джей кинулся было к кровати, но застыл на полпути. Пациент исчез – мнемо-шлем и простыня, всё ещё хранящая очертания человеческого тела так и остались лежать, но человека не было. Какое-то время Робинсон остолбенело смотрел на пустую кровать, потом осторожно прочистил горло:
- Э-э… Барри? Ты… ты видел?
- Да, шеф. И до сих пор не могу поверить своим глазам.
- И что ты об этом думаешь?
- Знаете, шеф, сейчас мне в голову лезет только одна мысль, - ассистент сделал паузу. – Чёрт подери, нам ведь никто просто не поверит!
И тогда Джей начал смеяться…

@темы: пергамент

---

раз

Воспоминанье – хрупкий мотылёк,
Ряжёный в разноцветные одежды,
Рискуя превратиться в уголёк,
Стремится к пламени былой надежды.

Дитя минувших снов – остановись!
И без того бывает столь жестока
Твоя короткая цветная жизнь
В суровой равнодушной длани бога.

***

два

Прислушайся – на миг – и ты услышишь,
Как безнадёжно завывает ветер,
Как дождь стучит отчаянно по крышам,
В тревожном ожидании ответа.

И вздох ложиться инеем на губы,
И гаснут свечи, обернувшись дымом,
Когда, свет солнечный сминая грубо,
Ночная тьма грядёт неумолимо.

ну и хватит, пока

@темы: пергамент

---

К чему бы не стремился человек, какой бы целью он не мотивировал свои устремления, так или иначе всё сводится к одному – достижению духовного покоя или, если кому-то больше нравится это слово, комфорта. Для достижения идеальной гармонии, необходимо в равной степени «насытить» как ваше «Внутреннее» – то, что принято именовать душой, так и ваше «Внешнее» - пространство вас окружающее. Здесь можно выделить только два пути, ведущие к этой цели. Первый из них, назовём его «материальным», подразумевает насыщение Внутреннего за счёт насыщения Внешнего, т.е. комфорт обстановки ведёт за собой комфорт душевный. Второй же подход, «духовный» или «энергетический», прямо противоположен: насыщение Внешнего через насыщение Внутреннего. Т.е. влияние на окружающее пространство посредством духовной энергии. Нельзя сказать, что какой-то из этих подходов лучше или хуже другого. Они просто диаметрально противоположны, но при этом ведут к одной и той же цели. И, если оба они позволяют её достичь, то лишь это и может являться высшим и единственным критерием их оценки. Выбор же пути зависит от многих факторов: культурных, социальных, личностных – и является результатом индивидуального выбора каждого человека.
Зачастую, выбор пути формируют культурно-традиционные особенности региона. Так в Европе, Америке и на Ближнем Востоке явно превалирует «материальный» тип, в то время как Дальний Восток и Юго-Восточная Азия традиционно придерживаются «энергетического» типа. Впрочем, в наше время довольно трудно проводить какие-либо чёткие границы, особенно, когда речь идёт о столь абстрактных материях.
Мы живём в веке синтеза, когда всё привычное и устоявшееся – нации, религии, культуры, философские системы – смешивается друг с другом, рождая из этого смешения нечто новое, несущее в себе многие черты породившего его, но, вместе с тем, нередко являющиеся едва ли не полной противоположностью исходным элементам.

@темы: пергамент, философское

---

Мляяя...

Вот пришло на клубное мыло:

Здравствуйте.

Я бы хотела узнать насчет лагеря для 13-летнего сына. Если он не занимался у Вас, возможно ли ему поехать в лагерь?

С уважением

Вот сижу и думаю, что отвечать?

@темы: офигеть

---

А та странная псина, которую я в воскресенье видел на Патрокле - это таки действительно отдельная порода. Бассенджи - африканская нелающая кустарниковая собака.

+4 фото

@темы: разное

---

В город пришёл тайфун.
И этим всё сказано.

@темы: real life, разное

---

Шендерович отжигает! )))

Зря все-таки Гамлет опасался, что его актеры будут играть чересчур «жирно»: ирода не переиродить! Никакой Хрюн со Степаном не сумели бы пошутить так жестко, как сама жизнь…

Мир тесен: вот вам байка из Генпрокуратуры. Придя давеча на службу, ее сотрудники увидели в коридоре объявление следующего содержания: «В домовую церковь Генпрокуратуры доставлена мироточащая икона «Умягчение злых сердец». Посещение с 18 до 19 часов».

Ну, отделение церкви от государства у нас состоялось надежнейшим образом, поэтому не сомневаюсь, что неподалеку от домовой церкви Генеральной прокуратуры имеется домовая мечеть Генпрокуратуры, домовая синагога Генпрокуратуры, а также их домовый буддистский храм и домовой дубовый пенек бога Перуна для язычников из числа следователей по особо важным делам.

Но вот предписанное время посещения иконы меня смутило. Больно коротко. Не с восемнадцати до девятнадцати, а круглые сутки в наручниках под конвоем надо водить тамошний личный состав для умягчения злых сердец!

Лахтина и Шохина с утра по дороге в Хамовники – вместо завтрака!

Такова была моя первая незрелая мысль.

Но потом я вспомнил анекдот про картавого еврейского мальчика, которого отдали православному батюшке, чтобы тот научил его говорить без акцента. Через неделю батюшка заявился к родителям с криком «Забегите вашего гебенка!»

Это я к тому, что через неделю круглосуточного общения с чинами Генеральной прокуратуры мироточащая икона мироточить перестанет, а начнет хамить и разбрасывать пальцы.

Так что с 18 до 19 – это правильно.

Взято с ЕЖе.

@темы: (c)тащено, real life, юмор, разное

---

Выходные получились насыщенными. Во всех смыслах.

Для начала, я чуть не сдох в субботу с утра. В прямом смысле. Не знаю, что это было, но хреновооо... По счастью, к вечеру таки удалось оклематься и негатив на этом кончился.

А вечером было запоздалое празднование дня рождения. С кучей толпы, песнями, разговорами, винищем и неожиданными подарками. Да, кстати, у меня в этом году был самый неожданный подарок за всё время. Я реально выпал.
В общем, всё было здорово. Ещё раз спасибо всем кто пришел - праздник удался "на все сто".
Да, теперь у меня есть личный колизей и сад камней. Буду медитировать. По очереди.

А в воскресенье был Патрокл, солнце, море - в общем, продолжение позитива в полный рост. Купальный сезон можно считать окончательно открытым. Водичка, конечно, пока еще бодренькая, но через пару минут на это уже не обращаешь внимание и о том, какая же она холодная, вспоминаешь только когда - уже на берегу - начинают гореть отходящие от холода ступни.

@настроение: позитив

@темы: real life

---

И чего только не найдёшь на Ганзе...

под катом несколько неполиткорректное

"Полет толераста с педерастом"
аффтар: Шмель Лохматый

Толераст неторопливо уселся на свое место у иллюминатора. Доброжелательным взглядом окинул салон самолета и пассажиров. Все хорошо. Чисто, светло, просторно. Пассажиры - представители разных стран довольно сильно отличались друг от друга одеждой, речью и поведением. Такое разнообразие вызывало у Толераста спокойный интерес.

Хорошо одетый молодой человек остановился возле Толераста.
- Здравствуйте. Я буду вашим соседом на время полета.
- Добрый день. Очень рад. Присаживайтесь.
- А можно я у окна сяду. Люблю в окно смотреть.
- Как хотите. Никаких возражений.
Толераст вышел в проход, давая возможность попутчику занять место у иллюминатора. Молодой человек уселся в кресло и пристегнул ремень. Толераст последовал его примеру. Самолет взлетел.

Попутчик оказался очень общительным.
- Скажите, Вам не кажется, что эти узкоглазые отвратительны? Кривляются, мельтешат. А приземлимся, сразу фотокамерами щелкать начнут. Обезьяны.
- Ну, у них такой менталитет. В японской культуре есть много очень красивых произведений. И люди есть весьма достойные и красивые. А это туристы, вот и вертятся.
- А этот фрукт вам как? Медведь с руками портового грузчика. Брр! И речь у него варварская. Как бык что-то невразумительное мычит.
- Говорит на русском. По моему, мягкий и мелодичный язык. У него просто голос низкий, отсюда и неразборчивая речь. Вполне нормальный мужчина. Занимается бодибилдингом наверно. Поэтому немного неповоротлив и руки в мозолях.
- Русский качек? Это которые в вонючем подвале ржавые железяки таскают? Фуу. У него еще и такая растянутая несвежая майка должна быть. С надписью < за трудовые резервы>. Гы-гы-гы. А русские - дикари.
- Насчет вонючего подвала сомневаюсь. Иначе он вряд ли летел бы международным рейсом. Скорее он посещает дорогой фитнес-клуб. И с <дикарями> не соглашусь. Откуда у Вас такие стереотипы?
- Вы, я вижу, очень терпимо относитесь к разным ненормальным.
- Да, я толерантен.
- Это хорошо. А то нетерпимость просто захлестнула весь мир. Знаете, я гей. А россиян не терплю, потому что они избивали моих друзей во время парада в Москве. Парад из-за их дикости провести не удалось. И это не только к России относится. Чуть только человек отличается от толпы, его тут же норовят оскорбить. Вы не представляете как нам, Геям, тяжело. Вы, надеюсь, не сильно шокированы моим признанием. Бить меня не будете?
- Да нет, конечно. Это ваш выбор. Мне он не понятен и я его не одобряю, но бить за это я вас не намерен. Кстати, приземляемся.

Подали трап. Молодой человек спускался перед Толерастом. Толераст увидел в окне терминала знакомое лицо. Он начал поднимать руку, приветствуя встречающего. В этот момент его попутчик повернулся и положил Толерасту холеную ладошку на грудь.
- А Вы очень интересный мужчина. Жаль с Вами расставаться. Давайте встретимся. Я попробую объяснить Вам свой выбор и показать преимущества нашей ориентации.
Толераст улыбнулся, положил свою левую ладонь на ладонь собеседника. Немного наклонился вперед, продолжая фиксировать ладонь попутчика. Пальцы представителя сексменьшинств хрустнули, лицо исказила гримаса. Стремясь уменьшить боль в сломанных пальцах, молодой человек тоже наклонился. Толераст локтем правой руки нанес удар противнику в верхнюю челюсть и, выпрямив руку, сделал приветствующее движение по направлению к терминалу. Молодой человек скатившись по ступенькам трапа сильно рассек себе голову в нескольких местах.

Толераст пожал руку встречающему.
- Здорова. Как долетел?
- Привет. Спасибо. Нормально.
- Мне показалось, что тот парень, на трапе, упал не без твоей помощи.
- Понимаешь, пидары путают толерантность с покорностью и пассивностью.

@темы: (с)тащено, юмор, разное

---

Международные правила для учеников

1. Тренер всегда прав.
2. Если тренер неправ - см.п.1
3. Есть только один достоверный источник информации - тренер!
4. Тренер не обманывает, он просто представляет информацию под другим углом.
5. Тренер не выпендривается, тренер прорабатывает секретную технику.
6. Если тренер говорит тривиальные вещи - это он просто снисходит на ваш
уровень
7. Если вам кажется, что тренер порет чушь - это означает, что вы просто еще
не доросли до понимания столь высоких материй.
8. Тренер не может не знать чего-либо - просто вы еще не готовы воспринять
информацию такого высокого уровня.
9. Тренер не забывает технику - просто он преподает вам ее постепенно.
10. Если вам кажется, что вы делаете технику правильно - попросите тренера
исправить вам ошибки.
11. Если вам кажется, что тренер халявит - значит, вы не видите внутренней
работы.
12. Тренер не страдает ожирением - он накапливает ци.
13. У тренера не живот - у тренера сильно развита область нижнего даньтяня.
14. У тренера не бывает плохой техники - просто он хочет, чтобы вы
почувствовали уверенность в себе.

@темы: боевые искусства, (с)тащено, юмор

---

Вчерашнее.

Краткое содержание дня.

Покормил ребёнка.
Постирал.
Сходил в магазин.
Перемыл посуду.
Покормил ребёнка.
Постирал.
Приготовил еду.
Покормил ребёнка...


ппц. Один день из жизни современного мужчины, блин.

@темы: real life, разное

---

Мне своё время не повезло и повезло одновременно.
Так получилось, что первой ролевой игрой, в которой мне привелось поучастовать, был "МиФ-99" - полигонка на несколько сотен человек и без какого-либо сюжета, что ей, впрочем, абсолютно не мешало
Не повезло в том, что "МиФ" "испортил" мне вкус к играм. Поле него мне до сих пор очень сложно серьёзно воспринимать большинство местных проектов - как на уровне подготовки, так и на уровне реализации.
Повезло, пожалуй даже дважды: первый раз в том, что я там всё-таки побывал (а это был последний из "МиФов") и теперь мне есть, с чем сравнивать. А второй раз - именно благодаря "МиФу" я понял зачем и ради чего, я готов ездить на игры (если не считать, конечно, возможность опробывать боевые навыки в полевых условиях).
Я, по правде сказать, не игрок. Я не умею "играть" в обычной трактовке этого слова. Но я могу жить - или, по крайней мере, попробовать это сделать - в рамках заданного мира. Вот от того, насколько это получится, для меня и зависит моя личная оценка успешности игры. И первый бал тут получают игры, на которых мне удалось отхватить свой "срыв крыши"/ "падение планки". Называйте как хотите, но суть от этого не изменится. Это момент, когда ты растворяшься в новой - игровой - реальности, становишься её частью, полностью отринув всё связыввшее тебя с привычным миром. Ты постоупаешь так, а не иначе не потому, что "так надо", "так в правилах написано" или за это можно получить больше "плюшек", а прст потому, что ты не можешь по другому. Потому, что это реальность и, живя в ней, ты действуешь искренне, повинуясь неким внутренним законам. Только тогда чувства и эмоции, которые ты испытываешь, становятся действительно твоими - а не чувствами некоего "отыгрываемого персонажа". И вот этот момент для меня принципиально важен. Потому что ощущения от него несравнимы ни с чем: и те, которые ты испытываешь "в процессе" и те, которые приносит накрывающий после "отходняк". Это - то зачем я готов ездить на игры.
На "МиФе" такое случилось дважды. Первый раз был краток - каких-то пять, может быть десять минут. И неожиданне. Второй подкрался исподволь, так что я успел почувствовать, как на меня "накатывает" и длился около трёх часов.
Так вот, за всё то время, которое я учатствовал в местных игрушках, подобное со мной было всего один раз - на "Старой Англии" ("Фландрии") 2002 года. Кто помнит - момент прозрения слепого рыцаря. Смею вас заверить, что слёзы, которые текли по моим щека были в тот момент самыми, что ни на есть настоящими. Так же как и ощущение чуда, переполнявшее меня.
И всё. Увы. Более ни одна игра из тех, на которых я был, не смогла зацепить ту "струну". Ну не было там соответствующих для этого условий/предпосылок.
Максимум удавалось реализовать нечто вроде "игры в себе", когда я с удовольствием отыгрывал определенное соответствующее роли - и, видимо, соответсвующее моему насторению/состоянию - поведение. Из последних раз я могу, как ни странно, припомнить роль туповатого, но энергичного урук-баши на прошлогоднем ДГК и Бенедикта на прошлогодней же амберской павильонке. "Как ни странно" - потому что, обе игрушки не отличались каким-то навороченным антуражем и атмосферой.
Вот потому я последнее время всё реже и реже езжу на игры. Зачастую, даже взгляда на базовик проекта - каким бы крутым и навороченным он не был - мне хватает, чтобы понять: там я жить не смогу. А без этого всё будет слишком скучно и банально.

@темы: ролевые игры, философское

---

Этот загадочный "реверс"...

По свежим следам, так сказать.
Вот я неоднократно гворил, что в фехтовании очень важен этот самый "реверс" - т.е. мгновенный переход на движение обратное по вектору первоначальному действию. И что реверс важен и нужен, и что может он быть ака только рукой/оружием, так и ногами/телом.
И также неоднократно говорил, что любая техника хороша в своё время и в своём месте.
Вот и получается, что в один краткий фрагмент боя, применяя формально одинаковую технику, один боец совершает ошибку, а второй достигает цели.
Как это выглядит технически:
При нахождении на дистанции контакта, оппонент бьёт своим клинком в моё оружие (цель - отвести или сковать). Между тем, я слегка отвожу саблю назад, к корпусу, сохраняя защиту, и увожу её из-под удара, одновременно, за счёт сгибания руки "заряжая" на удар. Естественно, не ощутив контакта, противник начинает отдергивать руку, т.е. включает тот самый "реверс", выводя руку из опасной (удар, захват) зоны и отводя ее для замаха. Ошибка - реверс идет чисто рукой, без подключения ног. Чем я и пользуюсь, синхронно с началом его реверсного движения запуская свой "реверс", который идет как раз-таки на разгибание/атаку, посылая клинок прямо вслед за оружием противника и под ним. В результате, оружие противника еще только вышло на позицию разгона для атаки, а моё уже нанесло удар. Разница в пол-темпа в мою пользу )))

@темы: меч, тренировки, фехтование

---

Глава вторая. Каролина.

Тело в красно-серой униформе неподвижно лежало посреди коридора, и потёртая ковровая дорожка уже успела пропитаться кровью из размозжённой чем-то тяжёлым головы. Рядом валялся палаш с тяжёлым широким лезвием, очевидно выпавший из руки мертвеца. На клинке застыли тёмные кровавые капли. Драпировки на стенах свисали клочьями и кое-где обуглились, но огня видно не было, хотя плавающий в воздухе дым свидетельствовал о том, что приют, подожжённый разбойниками, всё ещё горит. Человек, созерцавший эту картину, был облачён в ту же форму, что и убитый, и с его пояса, слева, рядом с притаившимся в кобуре револьвером, свисал точно такой же палаш – стандартное оружие Стражи. Человек приблизился к мертвецу и, вглядевшись в то, что некогда было лицом, прошептал:
- Эх, Хоуви, как же ты так…
Встряхнул головой, словно пытаясь отогнать непрошеные мысли, и, обойдя труп, двинулся дальше по коридору. Впрочем, буквально через пару метров, Страж остановился – на стене виднелся чуть смазанный красный отпечаток ладони. Судя по всему, убийца тоже не вышел из схватки невредимым. И теперь, наверняка, скрывается где-то в глубине здания. Страж расстегнул кобуру и положил руку на рукоять револьвера, приготовившись выхватить его в любой момент, и лишь после этого продолжил движение. Добравшись до места, где коридор поворачивал под прямым углом, человек остановился и осторожно заглянул за угол. Перед ним открылся ещё один коридор – не слишком длинный, заканчивающийся дверным проёмом, сквозь который можно было разглядеть мощёный камнем внутренний двор с раскидистым деревом в центре. А у подножия дерева темнела некая бесформенная груда. Страж вышел во двор, предварительно убедившись, что никто не затаился у входа, и медленно приблизился к дереву. На камнях лицом вниз лежал человек в выцветшей, пропылённой одежде – когда-то, видимо, добротной, но сейчас превратившейся в жуткие лохмотья. Даже просто взглянув на него, можно было с уверенностью сказать, что человек мёртв, но Страж решил не рисковать зря и пару раз ткнул тело под рёбра окованным носком сапога. С тем же успехом он мог бы пинать бревно. Удостоверившись в том, перед ним труп, Страж перевернул тело. Лицо покойника было смуглым, словно бы тоже пропылённым, с резкими чертами. Одежда на правом боку потемнела от крови – скорее всего, туда-то и успел дотянуться Хоуви, прежде чем сам рухнул бездыханным. Впрочем, не эта рана, оставленная палашом, послужила причиной смерти – у человека, лежащего перед Стражем, было начисто вырвано горло: в глубокой ране белели кости позвоночника. Страж склонился над телом, гадая, что же могло нанести подобную рану, но прийти к какому-то конкретному мнению так и не смог. А потому лишь покачал головой и поднялся, решив оставить очередную загадку заботам медэкспертов - уж они-то явно лучше с этим справятся. Поднялся и замер, наткнувшись на взгляд сверкающих из густой листвы в каком-то метре от его головы глаз с вертикальным кошачьим зрачком. Страж шевельнулся, и из переплетения ветвей раздалось хриплое рычание. Человек, вскрикнув, отпрыгнул как можно дальше от дерева, одновременно пытаясь вытащить револьвер, но, когда ему это удалось, глаза уже исчезли – лишь неясный шорох пронёсся в кроне дерева. Страж попятился к выходу из дворика, всё также не опуская оружия – ему вовсе не хотелось свести более тесное знакомство с тем, что прикончило разбойника (почему-то он нисколько не сомневался, что скрывающееся среди листвы существо и нанесло ту страшную рану). А в голову, вдобавок ко всему, лезли всевозможные истории о тварях из Катакомб и о том, что они делают с людьми – естественно, настроение Стража от этого не улучшилось. Так что, вновь оказавшись под крышей, человек развернулся и бросился бежать так быстро, как только мог. Сейчас единственным его желанием было оставить как можно большее расстояние между собой и тварью на дереве. Потом можно будет вернуться сюда вместе с отрядом поддержки и попытаться и попытаться изловить или уничтожить это создание, но геройствовать в одиночку Страж не собирался – в конце концов, жалованье ему платили не за это.
Минут через пять после того, как Страж в спешке покинул внутренний двор, в кроне опять зашелестело, и на землю ловко спрыгнул тёмноволосый парень. Окинув настороженным взглядом серых глаз лежащее на земле тело, он быстро пересёк двор и нырнул в дверной проём, следуя тем же путём, что и Страж. Пробравшись через задымлённые переходы и один раз каким-то чудом увернувшись от рухнувшей потолочной балки, он оказался у главного входа в приют. Тяжёлые дубовые двери, сорванные с петель, лежали, почти на половину превращённые в щепки топорами нападавших, и по просторному холлу беспрепятственно гулял ветер, раздувая занавески на лишившихся стёкол окнах и трепля одежды мертвецов, ровными рядами разложенных на полу. Парень непроизвольно замедлил шаг, вглядываясь в мёртвые лица – все они были слишком знакомы ему. Вот истопник Джордж, его мощные руки сжаты в кулаки, словно он и сейчас готов продолжать драку, наплевав на разрубленный бок; вот старшая воспитательница Кервуд, которую даже воспитанники звали просто Амелией – спокойное как всегда лицо и взрезанное от уха до уха горло; вот Бобби, которому только на той неделе исполнилось одиннадцать, а сегодня он лежит на холодном каменном полу, разрубленный почти надвое страшным ударом. Лица, лица, лица…
- Эй, Эрик!
Парень резким движением смахнул слёзы и обернулся. В разбитом окне маячила вихрастая голова Карла, попавшего в приют всего полгода назад откуда-то из городских трущоб. Карл помахал рукой:
- Иди сюда!
Эрик кивнул и, бросив прощальный взгляд на ряд неподвижных тел, поспешил на улицу, где его уже ждал Карл, чуть не приплясывающий от возбуждения.
- Эрик, как здорово, что ты уцелел! Я-то спрятался как следует, в кухне, за котлами, так и то едва-едва не нашли! Из наших ещё кое-кто умудрился найти нормальное укрытие, вон там стоят, - он мотнул головой в сторону ворот, где и вправду сгрудилось несколько ребят разного возраста. Последние, кто остался из воспитанников приюта на Волчьей улице. А Карл продолжал трещать, слова так и рвались из него наружу: - Дерек, тот вообще из окна третьего этажа прыгнул! Представляешь? Приземлился прямо на клумбу и задал стрекача. А ты где был?
- На дереве отсиживался, - буркнул Эрик и тут же пожалел об этом, поскольку Карл уставился на него с нескрываемым любопытством.
- На дереве? Ты там ничего странного не видел, нет? А то тут примчался один из Стражей, так на нём лица не было. Всё болтал про какую-то тварь на дереве. Ты не знаешь о чём это он?
- Понятия не имею, - проворчал Эрик. – Наверное, мы говорим о разных деревьях.
И, предупреждая дальнейшие вопросы, спросил сам:
- А что эти, - он кивнул на Стражей, окруживших группу пленных разбойников, - собираются делать дальше?
- Не знаю, - Карл пожал плечами. – Но как я понял, разбойники разрушили весь квартал, и восстанавливать его, а тем более приют, никто не собирается. Так что нам отсюда одна дорога. В трущобы. Или, - он хохотнул, - в степь, к разбойникам. Больше мы нигде не нужны, можешь мне поверить. Так что тебе более по душе, а?
Эрик смерил болтуна таким взглядом, что тот мгновенно заткнулся. Между тем, пленники были поставлены на колени, и за их спинами заняли места Стражи с винтовками на перевес. Вперёд выступил человек в униформе Стража, на рукаве которой красовалась дополнительная нашивка в виде весов, наделяющая носителя полномочиями судебного исполнителя. Человек откашлялся и заговорил громким, хорошо поставленным голосом:
- В связи с неопровержимостью улик, вы все признаётесь виновными и приговариваетесь к смертной казни. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Приговор будет приведён в исполнение немедленно.
Судебный исполнитель замолчал, потёр рукой об руку, словно пытаясь избавиться от невидимой грязи, и уже более тихим голосом произнёс, обращаясь к Стражу с сержантскими шевронами:
- Начинайте.
Сержант вскинул руку:
- Приготовились!
Восемь винтовок прижались прикладами к плечам своих хозяев. В этот момент один из разбойников вскинул голову и хрипло рассмеялся, обведя собравшихся во дворе людей презрительным взглядом. Эрик вздрогнул – человек, стоявший на коленях среди прочих приговорённых, был одним из бывших воспитанников приюта. Год назад он достиг совершеннолетия и покинул приют, чтобы начать самостоятельную жизнь. И вот теперь он вернулся вместе с разбойной ордой, уничтожавшей всё на своём пути. Рой, всплыло в памяти имя. Почему-то Эрик подумал, что Амелия бы очень расстроилась, узнав что её воспитание так и не пошло Рою впрок.
- Огонь! – Сержант взмахнул рукой, и восемь стволов рявкнули в унисон. Ухмыляющееся лицо Роя разлетелось на куски, а безголовое тело завалилось на бок. Эрик отвернулся. Он смотрел на здание приюта, в котором провёл целых одиннадцать лет. И только теперь он почувствовал, что здесь ему больше делать нечего. – места, где он прожил большую часть своей жизни, более не существовало: перед ним высилось пустое, мёртвое строение, тоскливо взирающее на мир пустыми глазницами разбитых окон. К горлу подкатил комок, а глаза подозрительно защипало, и Эрик опустил голову, чтобы никто не заметил, как он плачет. Когда же он вновь посмотрел на приют, глаза его были совершенно сухими.
- Значит, трущобы? – задумчиво произнёс он.

Район Хайдер-Тесс был выжжен дотла, а большая часть его населения убита нагрянувшими из степи разбойниками. Восстановление района оказалось делом дорогостоящим, да и заняться им, по большому счёту, было некому. У Городского Совета хватало других забот. Так что проблем Хайдер-Тесса была отложена до лучших времён – что фактически означало «никогда». Оставшиеся жители разбрелись по городу: тем у кого были родственники в других районах, повезло, остальные же пополнили ряды обитателей Двух Миль – места, где ютились бедняки и бродяги, не имеющие возможности найти себе более респектабельное и спокойное место жительства. Жизнь там была трудной и опасной, но, по крайней мере, трущобы не походили на то пепелище, которое осталось на месте Хайдер-Тесса. Там не жили даже крысы…

В закатных сумерках улицы Двух Миль выглядели даже красиво – неверный багряный свет скрывал грязь, толстым слоем лежащую на мостовой, сглаживал разъедающие стены оскалы трещин и укрывал тенями груды мусора, громоздящиеся то тут, то там. Улицы укутывались занавесями смутных вечерних теней, колышущихся под порывами ветра. Эрик любил такие вечера. Он сидел на широком подоконнике, свесив одну ногу наружу, и время от времени откусывал очередной кусок от краюхи хлеба. День удался: обычно носильщикам на Западном Рынке платят не слишком много, но сегодня богато одетая дама, для которой Эрик протащил целый ворох покупок почти через полгорода, щедро отсыпала ему целую горсть меди – так что хватило бы не только на хлеб, но и на мясо, и даже на столь дорогое в харчевнях трущоб вино. Впрочем, вино Эрика нисколько не интересовало. А разжиться мясом он просто не успел – к тому времени, как парень вернулся на рынок, мясные ряды уже закрылись, и пришлось довольствоваться свежей булкой хлеба, купленной у добродушного толстяка-пекаря по имени Сеймур. Эрик отложил несколько монет на завтрашний день, а остальные ссыпал в кожаный мешочек, что хранился в его комнате под кирпичами в одной из стен. Как и почти любого жителя трущоб, его не оставляла мысль скопить сумму, требуемую для того, чтобы перебраться в другой район. Но до осуществления этой мечты было ещё очень и очень далеко. Мало кто в действительности покидал район Двух Миль, прочие так всю жизнь и лелеяли бесплодные мечты. Эрик же прожил в трущобах чуть более трёх лет, и из всей работы, какой ему приходилось заниматься, приработок на Западном Рынке получался наиболее денежным – но и этого было слишком мало. На серьёзную работу он рассчитывать не мог: навыков какого-либо ремесла у него не было, равно как и денег на оплату ученичества у одного из цеховых мастеров. Можно, конечно было присоединиться уличной банде из тех, что промышляли воровством и разбоями, но подобная деятельность Эрику откровенно не нравилась. К тому же, жизнь бандита была, как правило весьма коротка: или свои прирежут из-за добычи, или намеченная жертва окажется вовсе не такой уж беззащитной, или попадёшь в руки Страже, а оттуда два пути – в тюрьму или на кладбище. И ещё неизвестно, что предпочтительнее. Комнату ниже этажом какое-то время занимал один из наиболее известных главарей банд в районе, так вся улица долго вспоминал тот день, когда за ним явилась Стража. То, что вынесли из дома, после того, как Стража взяла его штурмом, очень мало напоминало человека. С преступниками, особенно в таком районе как трущобы Двух Миль, никто не церемонился. Стены в освободившейся комнате отмывали три дня, но потёки крови всё равно просматривались на старой штукатурке. Эрика же его нынешнее положение вполне устраивало – ведь он, в общем-то, и не знал другой жизни, если не считать пребывания в приюте, поэтому сравнивать ему было не с чем. Главное, он был жив, здоров и мог относительно нормально питаться. Те, кто жил на улицах, не в силах оплатить даже самую дешёвую ночлежку, способны были перерезать глотку за чёрствый сухарь. Так что, по меркам этого района, Эрик ещё неплохо устроился. У него был какой-никакой заработок и крыша над головой, что тоже являлось немаловажным фактором для выживания в Двух Милях. Человек, ночующий под открытым небом, имел мало шансов дожить до утра – последние бродяги и то старались хоть как-нибудь забаррикадироваться на ночь. Когда на землю опускалась ночная темень, даже Стража не рисковала соваться в трущобы без лишних на то причин. Ночью на улицы выползали преступники всех мастей, психи, коих в трущобах водилось немалое количество, и прочие асоциальные элементы. Кроме того, в последние годы вновь оживились Катакомбы, и выползавшие из них твари предпочитали охотится именно в тёмное время суток. Собственно говоря, первое своё убежище – в сыром и холодном подвале разрушенного почти до основания дома – Эрик оборудовал после того, как, только что попав в трущобы, по незнанию провёл ночь, забившись в простенок между домами, на куче отвратительно пахнущего тряпья. Та ночь запомнилась ему надолго: он проснулся от страшной боли в груди и обнаружил мерзкое шестилапое создание, покрытое блестящим хитином. Тварь вонзила ему в грудь покрытый маслянистой слизью хобот и сосала кровь, издавая бульканье, перемежающееся со странным истерическим хихиканьем. Это потом Эрик узнал, что подобные уроды именуются хохотунцами и представляют собой самый безобидный образчик того, что таится в подземельях. А тогда, почти ничего не соображая от боли и ужаса, он мгновенно совершил Превращение и растерзал чудовище, усеяв всё вокруг кусками пульсирующей плоти.
Теперь же неожиданные ночные визитёры его не беспокоили: окна съёмной квартиры надёжно защищали опускающиеся на ночь железные решётки, вход закрывала прочная дверь из толстых досок, а на первом этаже за конторкой посменно дежурили близнецы Лири, Джеймс и Роб, - здоровенные парни, никогда не расстававшиеся с увесистыми обитыми железом дубинками.
Эрик отложил хлеб и припал к кувшину с водой. Эта вода стоила ему лишнего медяка, но она, хотя бы, была чистой и прохладной, в отличии от той мутной, явственно пахнущей тиной гадости, что плескалась в уличных колодцах. Когда же он оторвался от кувшина, на улице объявилось нечто, привлекшее его внимание. Посреди дороги, натужно поскрипывая осями, катилась телега, влекомая двумя дряхлыми клячами. Правил телегой дюжий мужик в чёрном балахоне, а за его спиной сотрясался на ухабах печальный груз – мёртвые тела. Гробовщик покидал трущобы, как и каждый вечер. Пожалуй, это был единственный человек, который мог без малейшей опаски передвигаться по району Двух Миль. Люди не трогали его, так как взять с гробовщика всё равно было нечего, да и работа его вызывала суеверный страх. А порождения Катакомб объявлялись на улицах лишь с наступлением ночи, когда гробовщика уже нее было в трущобах.
Нахмурившись, Эрик смотрел на проезжающую мимо него телегу – сегодня она была переполнена: руки и ноги свисали с бортов, будто мертвецы хотели последний раз коснуться земли, по которой ходили при жизни. Жертвы преступлений и несчастных случаев, скончавшиеся от болезней старики и дети, умершие голодной смертью, - все были там, в одной куче. В Двух Милях никому нет дела до мертвецов. Трупы подберёт гробовщик и отвезёт в крематорий, где они сгинут в бушующем пламени, обратившись в жирный чёрный пепел, и никто уже не вспомнит, что когда-то эта пыль была людьми. Эрик покачал головой, глядя вослед скрывшейся за поворотом повозке.
- Нехороший день, - тихо проговорил он. – Столько мёртвых…
Солнце скрылось за горизонтом, ознаменовав конец ещё одного осеннего дня. Дня, когда в Роудж-Крик вошла Чума.

Никто так и не узнал, что было источником болезни. То ли её занёс в город кто-то из путешественников, то ли разносчиком было одно из подземных чудовищ – вполне вероятная версия, особенно учитывая, что жители трущоб не отличались особой брезгливостью и нередко пополняли свой скудный рацион мясом убитых тварей. Так или иначе, но первая вспышка эпидемии, с чьей-то лёгкой руки прозванной Чумой (хотя к настоящей чуме она не мела никакого отношения) была зарегистрирована именно в трущобах. Власти предприняли попытку остановить распространение эпидемии, заблокировав все выходы из района постами Стражей, получивших приказ убивать каждого, кто к ним приблизиться. Но это не помогло, Чума вырвалась в город. Вскоре над Роудж-Криком зазвучали стоны и горестный плач, а воздух наполнился запахом горелой плоти, проникающим повсюду. Гробовщики не успевали подбирать трупы прямо с улиц, крематорий работал круглые сутки. Жгли мертвецов, жгли их дома и вещи – всё в чём могла угнездиться зараза. Родственники без жалости вышвыривали на улицу тех несчастных, у кого проявились первые симптомы болезни. Кое-где их просто убивали, чтобы избавить город от ещё одного разносчика заразы. Траурный плащ смерти накрыл Роудж-Крик…

Шла уже третья неделя, как Чума пировала в Роудж-Крике, но Эрика она не коснулась. Хотя, что значит «не коснулась»? Он был здоров, но творящееся в городе безумие не могло не влиять на его жизнь. Стало труднее добывать себе пищу – большинство лавок закрылось, а в тех ,что ещё вели торговлю, цены взлетели просто до небес. Даже за воду приходилось платить шесть медяков, против прежнего одного, но здесь Эрик решил не скупиться и залез в свою копилку, поскольку вода из колодцев к тому времени была почти наверняка заражена, и пить её мог отважиться только самоубийца. Деньги таяли, зарабатывать их более было негде – Западный Рынок спалили к концу первой же недели эпидемии, в истеричной попытке хоть как-то задержать болезнь. Приходилась искать еду в брошенных домах и магазинах, рискуя подцепить заразу или наткнуться на конкурентов, которые ни на секунду не задумавшись, пустят в расход любого соперника ради того, чтобы выжить самим. И каждый раз, возвращаясь домой, Эрик на пороге подвергался процедуре осмотра одним из братьев Лири – никто не хотел впускать Чуму в дом. Пока что это получалось. На исходе третьей недели, промозглым осенним днём, когда с неба лил серый, унылый дождь, а на улице завывал ледяной ветер, Эрику улыбнулась удача. Он совершенно случайно наткнулся на заброшенный погреб неподалёку от своего жилища. Непонятно, почему никто не обратил на него внимания, но замок на двери был цел и невредим, и, когда Эрик сорвал его, выяснилось, что содержимое погреба тоже нисколько не пострадало. Парень даже присвистнул, когда разглядел, какое сокровище попало ему в руки. Судя по всему, хозяева погреба делали запасы на голодное время, но воспользоваться ими не успели. Уложив в заплечный мешок четыре палки колбасы, копчёный окорок, два круга сыра и пару бутылок красного вина, Эрик выбрался из погреба и тщательно замаскировал заветную дверцу, надеясь в скором времени вернуться сюда за следующей партией. Закутавшись поплотнее в плащ, Эрик зашагал к дому, насвистывая под нос незатейливый мотивчик. Он был счастлив – найденных им припасов могло хватить на месяц всем обитателям дома. «Надо будет попросить Роба или Джеймса сходить со мной в следующий раз, а то в одиночку я всё это добро неделю перетаскивать буду», - мелькнула у него мысль, когда впереди показались знакомые стены, покрытые облупившейся зелёной краской.
- А вот и я! – радостно воскликнул Эрик, закрыв за собой дверь и откинув назад капюшон плаща. Ответом ему послужила тишина. Он недоумённо огляделся и обнаружил за конторкой Роба Лири. Здоровяк лежал лицом вниз, его дыхание было хриплым и прерывистым.
- Эй, Роб, что с тобой? – Эрик осторожно тронул Лири за плечо и внезапно ощутил исходивший от того жар. Судорожным движением отдёрнув руку, Эрик сделал два шага назад, не в силах оторвать взгляд от распростёртого на конторке человека. Сомнений не могло быть никаких – это Чума. Она таки пробралась в дом, лишив Эрика последнего убежища. Рука сама собой разжалась, и мешок, жалобно звякнув, свалился на пол. В воздухе расплылся аромат хорошего вина. Эрик взглянул на мешок, словно вспоминая, откуда тот взялся, потом нагнулся и поднял его. Густые тёмные капли, просочившись сквозь грубую мешковину, размеренно шлёпались на пол всё время, пока Эрик поднимался в свою комнату на третьем этаже.
Эрик добрался до кровати и, не раздеваясь, рухнул на неё. Он лежал и тупо смотрел на покрытый разводами сырости потолок, а в душе медленно поднималось отчаяние.
К вечеру следующего дня дом уже полыхал, и с ним превращались в пепел тела дюжины его жильцов. Эрик, стоя на противоположной стороне улицы, наблюдал, как сперва рухнула крыша, а потом, взметнув к небу сноп искр, завалились друг на друга стены. Несмотря на бушующее в нескольких метрах пламя, от которого трескались камни мостовой, Эрика знобило, и он знал, что причиной тому вовсе не холодный осенний ветер. Чума коснулась и его своими склизкими, гниющими пальцами.
Улица была пуста, лишь вдалеке полубезумный проповедник надрывно вещал о грядущем конце света. Когда Эрик проходил мимо, брызгающий слюной старец попытался ухватить его за рукав, но парень лишь повёл плечом, и проповедник отлетел в сторону, сыпля проклятиями в удаляющуюся спину. Эрик и сам не знал, куда он идёт. Он просто брёл мимо домов, от одного пепелища к другому, никого и ничего не замечая на своём пути. А отрава Чумы расползалась по его телу, заставляя полыхать огнём боли каждую клетку. В таком состоянии Эрик миновал баррикаду, отделявшую трущобы от торгового района Арбрэйз, и здесь, в давно пустующем особняке на границе двух районов, он остался ночевать, стащив со всего дома тряпьё и при его помощи превратив продавленную кушетку в комнате на первом этаже в довольно удобное лежбище, на котором и уснул, свернувшись клубком.
Он безвылазно провёл в особняке два дня, питаясь тем, что прихватил с собой уходя из дома. Впрочем, ел он мало – измученный прогрессирующей болезнью организм отказывался принимать пищу. Куда хуже было с водой: пить хотелось страшно, а фляга быстро опустела. Спасло Эрика то, что для владельцев особняка в своё время наверняка было сущим бедствием, – грунтовые воды под зданием проступали сквозь фундамент, и в одном из углов комнаты, где обосновался Эрик, время от времени скапливалась небольшая лужица. Воды было мало, но и такое количество всё же лучше, чем ничего. Большую же часть времени Эрик провёл мечась в бреду на своём ложе – у него поднялась температура. Левая рука от запястья до локтя покрылась мелкими гнойными язвочками и горела как в огне. Несколько раз он терял над собой контроль и совершал Превращение, но облегчения это не приносило.
Утром третьего дня Эрик в очередной раз вынырнул из забытья и лежал, обессиленный. Он уже успел смириться с тем, что скоро смерть придёт к нему, и был готов её встретить. Оставалось лишь ждать её пришествия.
Когда с улицы донеслись какие-то звуки, Эрик проигнорировал их – мысли его витали уже далеко от этого мира. Но шум продолжался, и Эрик, неожиданно для себя, приподнялся на своём лежбище, когда слух его уловил крики о помощи. Волоча ноги, он подполз к окну и выглянул наружу. То, что предстало его взгляду, заставило его сжать зубы и зарычать: прямо перед его новым пристанищем группа оборванцев – впрочем, судя по остаткам одежды, многие из них ещё совсем недавно были добропорядочными и отнюдь не бедствующими гражданами – окружила девочку лет пятнадцати, испуганно прижимающую к груди объёмистую сумку. Длинные светлые волосы развевались по ветру, а зелёные глаза испуганно смотрели на грабителей. Один из оборванцев вытащил из-за пояса нож и развязной походкой двинулся к жертве. И без того большие глаза девочки стали ещё больше, она вскрикнула и кинулась бежать. Попавшийся на её пути грабитель попробовал задержать беглянку, но в его руках остался лишь её плащ, а девочка устремилась прямиком к особняку, из окна которого наблюдал за происходящим Эрик. Свора людей, потерявших человеческий облик, с криками и улюлюканьем ринулась за ней. Они настигли беглянку у самого дома – вырвавшийся вперёд вожак ухватил её за волосы и швырнул наземь. Девочка упала, ударившись головой о камень, и затихла. Страшный нечеловеческий крик разнёсся над улицей, и только что довольно ухмылявшийся вожак свалился с проломленным черепом, а перед источающей страх и злобу толпой, загородив собой жертву, встал Эрик. Черты его лица заострились, кожа пальцев приобрела каменную твёрдость, мышцы на руках вздулись, а обнажившиеся в оскале зубы напоминали скорее клыки хищника. Он обвёл притихших грабителей бешенным взглядом жёлтых глаз с вертикальным зрачком и тихо зарычал. Кто-то нервно всхлипнул и кинулся бежать, но было поздно – живым не ушёл никто. Эрик остановился лишь после того, как последний из неудавшихся грабителей превратился в кровоточащий кусок мяса.
Эрик стоял, ссутулившись и тяжело дыша. Ярость покинула его, и вместе с ней исчезли последние силы. Он не мог даже совершить обратное Превращение – это просто убило бы его. Резкая боль пронзила тело, и Эрик упал на колени, глухо застонав.
- Что с тобой? Тебе плохо? – прозвучал голос из-за спины. Вложив в движение остатки сил, Эрик рванулся в спасительную тень под лестницей и замер, вжавшись в холодный камень. Сквозь боль пробивалась одна единственная мысль – никто не должен видеть его в таком виде. Никто!
- Кто ты? Почему ты прячешься? – на лице девочке было написано удивление с лёгкой примесью и испуга. Она сделала несколько шагов к лестнице и остановилась, когда Эрик прохрипел:
- Не подходи ко мне! – и зашёлся в приступе кашля.
- Но почему? Я хочу взглянуть на тебя, - она внезапно нахмурилась. – Тебе больно, да? Я ведь эмпат, я могу чувствовать такие вещи. Давай, я помогу тебе.
Эрик зарычал:
- Убирайся отсюда, девчонка! Ты ведь даже не представляешь себе, кому предлагаешь помощь.
- Ты хороший, - убеждённо сказала девочка. – Это я тоже умею чувствовать. И ты спас меня от этих… - она вздрогнула, -…зверей. Вот всё, что мне надо знать.
Хриплый хохот вырвался из груди Эрика.
- Хороший?! А они, значит, звери? Так взгляни же на меня! – Подтянувшись на руках, он метнул своё тело из темноты под тусклый свет далёкого осеннего солнца. Эрик ожидал, что девочка, только взглянув на него, с криком убежит, но она подошла и присела рядом с ним.
- Боги, какая боль, - шепнули её губы. А потом прохладные маленькие ладошки коснулись висков Эрика, и он почувствовал, что веки его непроизвольно начинают смыкаться. Из последних сил борясь со сном, он всё же сумел выговорить:
- Как… тебя… зовут?
Девочка улыбнулась и откинула с лица выбившуюся прядь волос.
- Каролина. Меня зовут Каролина, - услышал Эрик, прежде чем погрузиться во мрак забвения.

@темы: пергамент, Звериная Игра, незаконченное

---

Я сдох.

Почти. Добейте кто-нибудь, а?
Двадцать два рыла на тренировке. Летом!!! Откуда они все взялись?
Шесть боёв за тренировку, с перерывом максимум в две-три минуты. Майку можно было выжимать.
Всё. Не трогайте меня. Я лягу в уголку и буду отсыхать.

@темы: тренировки, фехтование

---

Глава первая. Пробуждение.

Пожилой седоусый сержант нервно огладил рукоять торчащего из-за пояса револьвера и насторожено покосился на темнеющий полусотне метров от баррикады вход в Катакомбы, обрамлённый уродливыми колоннами. Темнота безмолвствовала, но это нисколько не успокаивало, скорее наоборот заставляло с подозрением вглядываться в каждую тень. Ведь такая тишина царила весь предыдущий год, так что Стражи успели расслабиться, решив, что обитатели Катакомб либо вымерли, либо оказались отрезаны от внешнего мира раз и навсегда. А закончилось всё сущим безумием, когда из открытого портала Катакомб извергся поток все возможных жутких созданий, из которых лишь часть люди видели прежде. Прежде чем их успели остановить, чудовища сокрушительной волной пронеслись по улице Канвир, превращая в руины всё на своём пути (благо обитатели этого места – именуемого также трущобами Двух Миль и служащего своего рода барьером между Катакомбами и остальным городом – успели вовремя скрыться, наученные предыдущим горьким опытом общения с подземными жителями), и, выйдя на проспект Эльбарро, почти добрались до площади Аркхэма, чего ранее никогда не случалось. Но здесь они были остановлены объединёнными силами городской Стражи и Охотников и истреблены почти полностью. Выжившие бежали обратно под землю. Бежали, прихватив с собой несколько десятков пленников.
Пока отряды Стражей отлавливали и убивали не успевших скрыться монстров, было созвано экстренное заседание городского Совета. По единодушному мнению, Катакомбы превратились в опасность, которую нельзя было более игнорировать. Решение было одно – срочно снарядить карательную экспедицию, призванную вычистить рассадник зла. И к вечеру того же дня две роты Стражей и дюжина Охотников вошли в зияющую пасть портала Катакомб. Снаружи под командованием сержанта Райнера осталось одно отделение, призванное расправляться с теми тварями, что попробуют искать спасения вне Катакомб. Продвижение карательного отряда можно был отслеживать по гулкому грохоту выстрелов, со временем становившемуся всё глуше и глуше и в конце концов исчезнувшему совсем – слишком уж далеко углубились Стражи. Вскоре после этого несколько небольших созданий – вроде хохотунцов и попрыгунчиков – попытались прорваться сквозь выстроенную перед выходом баррикаду, но были остановлены ружейным огнём, а потом изрублены в куски. И наступило затишье.
Джиму Райнеру это затишье откровенно не нравилось: он бы предпочёл сейчас в рукопашную отбиваться от любого порождения подземелий вместо того, чтобы час за часом сидеть в напряжённому ожидании, пытаясь предугадать, что же в следующее мгновение появится из тьмы.
Миновала безлунная ночь, освещённая лишь колеблющимся пламенем факелов, но из Катакомб так никто и не появился. Лишь утром, когда солнце уже успело достаточно высоко подняться, согревая продрогший за ночь город, в темноте один из Стражей углядел в темноте портала неясное движение. Полтора десятка винтовок взлетели к плечам, готовые нашпиговать любого раскалённым свинцом. Но на свет, пошатываясь выбрался человек в изодранной, залитой кровью одежде. Райнер с трудом узнал в нём одного из отправившихся вместе со Стражей Охотников. В одной руке он держал за волосы голову, отдалённо напоминающую человеческую, а другой крепко прижимал к груди завёрнутого в грязное тряпьё ребёнка лет пяти. Стражи окружили Охотника, наперебой задавая вопросы, пока сержант не прикрикнул на них.
- Тихо! – И обращаясь к Охотнику спросил то, что так волновало всех. – Где остальные? И что там произошло?
Охотник покачал головой, и его лицо исказила мучительная гримаса. Хриплым голосом, дрожащим от усталости он произнёс:
- Остальные… все – там. Я единственный, кто выбрался. – Он закашлялся и сплюнул сгусток крови. – Но вы можете больше не опасаться подобного нашествия. Его теперь некому спланировать.
С этими словами он швырнул наземь отрезанную голову. Та покатилась по земле и остановилась, даже после смерти пронзая любого, кто решался на неё взглянуть, злобным взглядом налитых кровью глаз. Охотник зашёлся в очередном приступе кашля. Потом обвёл собравшихся вокруг него людей мутным взглядом, мотнул головой и протянул сержанту ребёнка. Тот подхватил почти невесомое тельце.
- Позаботьтесь о нём, - выдохнул Охотник. И медленно осел на землю. Кто-то из Стражей склонился над ним, но тут же поднялся, беспомощно разведя руками: Охотник уже не дышал.
Сержант задумчиво посмотрел лежащее у его ног тело, а потом взглянул на мальчишку, которого только что умерший человек вытащил из подземного ада ценой собственной жизни. Ребёнок ответил Райнеру неожиданно смышлёным для пятилетнего человечка взглядом серых глаз.
- Как тебя хоть зовут-то?
- Эрик, - голос мальчика был спокоен.
Райнер бросил ещё один взгляд на мёртвого Охотника.
- Что ж, добро пожаловать в жизнь, Эрик.

Реальный результат экспедиции так и остался неизвестным: все её участники погибли, а Стража, и без того потерявшая за неполные трое суток четверть личного состава, не горела желанием посылать людей в неизвестность. Несколько наиболее отчаянных Охотников рискнули войти в подземные лабиринты, но назад не вернулся ни один, что лишний раз подтвердило – Катакомбы по-прежнему остались опасным местом. Разрушенные дома в трущобах Двух Миль в очередной раз восстановили и в них вернулись жители. О происшествии, вызвавшем эти разрушения, старались лишний раз не вспоминать. Обитатели трущоб и без того жили в каждодневном ожидании нападения подземных жителей.
Судьбой Эрика занялся Совет. Вскоре выяснилось, что в числе похищенных не было такого ребёнка. После непродолжительных раздумий совет пришёл к выводу, что Эрик был захвачен жителями Катакомб ранее, в одной из их многочисленных вылазок. Это была вполне приемлемая версия: никто не следил за численностью обитателей трущоб, а потому исчезновение кого-либо из них – тем более ребёнка – легко могло пройти незамеченным. Поскольку же родителей мальчика не представлялось найти возможным, но он был определён в городской приют для детей-сирот.

Здание приюта было одним из самых старых строений в городе – его возвели сразу после Катастрофы. Первоначально трёхэтажный особняк из красного кирпича принадлежал Герману Старку, одному из отцов-основателей Роудж-Крика – в те времена Волчья улица, ныне оттеснённая почти на самую окраину города, считалась центральным районом. После смерти Старка, не оставившего наследников, здание перешло во владение Гильдии Псиоников, находившейся тогда на вершине своего расцвета. Два столетия спустя, после Великой Чумы, псионики перебрались под новую крышу на площади Хэмптера, а в доме на Волчьей улице решением Совета был открыт детский приют. Новыми обитателями дома со славным прошлым стали лишившиеся родителей дети и их воспитатели, но здание, тем не менее, сохранило некий ореол значимости, заставлявший людей, ступавших под его своды, ощущать благоговейный трепет. Дети же, куда более чувствительные чем взрослые, и подавно старались вести себя как можно тише, позволяя себе расслабиться лишь в разбитом перед фронтоном здания небольшом парке, где груз веков не казался таким ощутимым. В самом же приюте было несколько мест, к которым дети в принципе не желали приближаться.
Одним из таких мест являлся небольшой, давно не используемый внутренний дворик, куда попасть можно было только из здания приюта. Там всегда, независимо от погоды было полутемно и прохладно – мало того, что нависшие с четырёх сторон стены почти полностью перекрывали доступ солнечному свету, так посреди дворика ещё и росло раскидистое дерево, чья крона отбрасывала густую тень. Большинство детей чувствовало себя неуютно в этих вечных сумерках, и, если воспитатель хотел наказать какого-то, провинившийся отправлялся «подумать о своём поведении» под сенью дерева. Но большинство это не значит – все. Среди нынешних воспитанников приюта был один, которому царящий во дворе сумрак пришёлся по душе. Эрик любил приходить сюда время от времени и сидеть, прислонившись спиной к шершавому древесному стволу и глядя в виднеющееся в просветах между ветвями небо. Мальчику нравилось спокойствие этого места, уединение, которое никто не смел – или просто не мог? – нарушить. Особенно хорошо во дворике становилось ночью, когда окружавшие его стены медленно растворялись в подступившем мраке, а из кроны дерева то тут то там проглядывали любопытные огоньки звёзд. Впервые Эрик обнаружил внутренний двор на четвёртый день своего нахождения в приюте – и сразу же проникся скрытым очарованием. С тех пор он каждый день старался, хоть на минутку, да забежать сюда, коснуться ладонью дерева, полюбоваться небом и насладиться тишиной.
В тот день Эрик пришёл под дерево сразу после обеда и, усевшись между могучих узловатых корней, задремал. Нет, он не спал, вполне чётко осознавая окружающую его действительность, и, возможно, его состояние было бы более правильно назвать глубокой задумчивостью, но, если кому-нибудь пришло бы в голову спросить Эрика, о чём же он размышляет, мальчик бы не нашёлся, что ответить: мысли его были настолько расплывчаты и столь быстро сменяли друг друга, что выделить из них какую-либо основную тему для размышлений не представлялось возможным – он думал обо всём, что только приходило в голову. И в таком блаженном оцепенении он мог пребывать по несколько часов подряд. Но на этот раз ему не дали насладиться уединением…
- Эй, вы только посмотрите, кто у нас здесь! – Неожиданно раздавшийся писклявый голос заставил Эрика стряхнуть с себя дрёму и оглянуться.
- Так вот, где прячется этот крысёныш, - отозвался хриплый, чуть ломающийся басок. У входа во двор, загородив собой дверной проём стояли трое мальчишек, чуть постарше – на год или два – чем Эрик. Писклявый голос принадлежал худощавому веснушчатому коротышке по имени Рой, басил вечно улыбающийся крепыш Джимми, а третьего их спутника – на редкость не разговорчивого даже по приютским меркам – звали Сержем. Эта троица попала в приют через четыре года после Эрика, как результат рейда Стражи против распоясавшихся степных банд – взрослые были вырезаны, дети же в большинстве своём разбежались, а часть была отправлена в городской приют – предполагалось, что там они должны перевоспитаться и спокойно влиться в цивилизованное общество. Но, как это часто бывает, благие намерения не оправдались. Едва появившись в приюте, троица затеррорезировала всех воспитанников, да и большую часть воспитателей тоже. Все с затаённым нетерпением ждали, когда же Джимми, Серж и Рой достигнут совершеннолетия и их можно будет с чистой совестью выставить за ворота. Кое-кто предлагал сразу же оформить им перевод из приюта в тюремную камеру – всё равно на свободе они долго не задержатся. Но пока троица безраздельно хозяйничала в приюте, и что-либо с этим поделать никто не мог.
- Эрик вскочил с земли и напряжённо замер. Он прекрасно представлял себе, что произойдёт дальше – первый раз он сцепился с этими тремя в день их прибытия и уполз с места драки еле живой, схаркивая наполняющую рот кровь и стараясь лишний раз не задевать сломанную левую руку. За три года, прошедшие после первой стычки, они ещё не однократно пробовали на нём силу своих кулаков – правда, уже без столь разрушительных последствий. Так что Эрик привык терпеть побои и смирять свой гнев. Но сейчас он почувствовал как неимоверная ярость наполняет его душу – это место принадлежало только ему, а троица вторглась сюда, нарушив сакральную уединённость дворика. Эрик непроизвольно сжал кулаки. Заметив это, Джимми расхохотался:
- - Ой, кажется крысёныш разозлился! Я сейчас умру от страха!
Рой вторил ему тонким хихиканьем, и только Серж оставался всё также спокоен. Но именно он в следующий момент стремительно скользнул вперёд и коротким ударом в солнечное сплетение сшиб Эрика с ног. Рой радостно взвизгнул и, подлетев, пнул скрючившегося на земле мальчишку в лицо. Жёсткая подошва ботинка рассекла бровь, и по лицу Эрика потекла струйка крови. Тем временем к нему неторопливо приблизился Джимми, склонился и, ухватив Эрика за грудки, поднял его, держа перед собой на вытянутых руках. Мальчишка захрипел, извернулся и пнул саданул мучителя ногой в живот. Тот лишь поморщился, приняв удар на каменный пресс, и, удерживая пленника одной рукой, второй принялся размеренно отвешивать ему тяжёлые оплеухи, приговаривая:
- Зря ты это сделал, крысёныш, зря…
При каждом ударе голова Эрика дёргалась и вовсе стороны летели брызги крови из разбитого носа и губ. Перед глазами его появлялись то покрытые листьями ветки, то кирпичная кладка стен, то сосредоточенная физиономия Джимми – и всё это застилала медленно поднимающаяся откуда-то изнутри багровая пелена ярости. И в этот раз он не желал её останавливать – пусть будет, что будет.
Джимми замахнулся для очередного удара, когда рука Эрика неожиданно выстрелила вверх и стиснула кулак противника с такой силой, что захрустели кости. Оцепеневший от боли и неожиданности Джимми взглянул в лицо тому, кто только что был его жертвой, и кровь отхлынула от лица здоровяка, когда его глаза встретили пристальный взгляд чёрных как ночь вертикальных зрачков.
- Н-н-н-не… - начал было бормотать Джимми, но тут Эрик со всей силы полоснул по удерживающей его руке твёрдыми как камень и острыми как бритва пальцами. Джимми истошно взвыл и разжал руку, отпуская Эрика. Тот ловко отскочил в сторону, успев, впрочем, наградить противника длинной рваной раной через всю грудь. И оказался лицом к лицу с Роем. Коротышка громко икнул от испуга и тут же взлетел в воздух от мощнейшего удара в челюсть. Рухнул на землю он уже без сознания. А Эрик развернулся к последнему оставшемуся противнику. Серж оскалился и ринулся вперёд, намереваясь выбить дух из дерзкого «крысёныша». Но прежде, чем он успел что либо сделать, сам получил удар в живот, за которым последовала серия в голову и корпус, окончательно его нокаутировавшая. Последним, что он видел, были пылающие яростью глаза с вертикальными зрачками…

Они пришли в себя почти одновременно и, постанывая от боли, попытались принять вертикальное положение. Когда же им это удалось, троица обнаружила, что находятся они в узком коридорчике, перед входом во внутренний двор. А сам вход загораживает тёмная на фоне дверного проёма фигура. Присмотревшись, они с ужасом узнали того, над кем совсем недавно собирались всласть поизмываться. Эрик заговорил, голосом больше похожим на звериное рычание, нежели на человеческую речь.
- Убирайтесь отсюда! И больше не попадайтесь на моём пути! – И неожиданно для себя добавил совсем другим, приглушённым тоном. – Вы разбудили Зверя…
- Да мы тебя закопаем! – истерически взвизгнул Рой, видимо, так и не осознавший ситуацию до конца. – Да мы тебя…
Чем он ещё хотел пригрозить так и осталось неизвестным, поскольку в этот момент Эрик зарычал и прыгнул вперёд, и Роя, а вместе с ним и остальных двоих, словно ветром сдуло – лишь эхо панического вопля затерялось в коридорах старого здания.
Эрик выбрался обратно во двор и уселся под дерево, охватив руками колени. Его трясло. Когда же он поднял лицо к небу, его глаза вновь стали прежними – обыкновенного серого цвета, а по щекам текли слёзы.
- Я не хотел этого, - громко произнёс мальчик, словно оправдываясь перед невидимым собеседником. – Я пытался сдержаться, но сегодня это было выше моих сил.
Он посмотрел на свои руки, покрытые коркой засохшей крови, и покачал головой. Конечно, глупо было надеяться избежать Превращения (так Эрик про себя называл это странное состояние), но он всё же надеялся, что сможет держать себя под контролем – а ведь еле сдержался, чтобы не лишить этих несчастных жизни! Эрик не знал, что такое Превращение на самом деле, и полагал, что этого ему никто не сможет объяснить. Он даже не знал, как следует к нему относиться – как к дару или как к проклятию. Единственное, что он знал наверняка: Превращение – это то, что отличает его от всех остальных обитателей приюта и, скорее всего, вообще от всех прочих людей. А то, что не вписывается в общие нормы, надо скрывать. Ощутив Превращение в первый раз, он до смерти испугался - хорошо ещё это произошло вдали от посторонних глаз. Но это было давно, а о его «странности» до сих пор никому неизвестно. Вернее, не было известно. Эрик поморщился. Впрочем, он не волновался, что сбежавшая троица проболтается – они для этого слишком напуганы, да и вообще вряд ли им кто поверит. Хотя они и без того создали ему новую проблему. Теперь Эрик знал, как по-другому называется то, что таиться в нём. Звучало это второе имя коротко – Зверь. И он пробудился…

@темы: пергамент, Звериная Игра, незаконченное